Еще издали увидев отца, Танхум торопливо пошел навстречу.
– Где ты был? – крикнул Бер. – Мама из-за тебя слегла…
– Слегла? Почему? – встревожился Танхум.
– Разве можно так… Где мы только тебя не искали!
– Зачем меня надо было искать? Подвернулась работа, вот я и нанялся.
– Скорей идем к маме, обрадуй ее. Она совсем не встает, И еще одна беда у нас – Машутка заболела…
– А что с ней?
– Кто знает. Еле дышит… Только маме не говори об этом. Ты уж посиди немного с матерью, успокой ее, а потом сбегай к коновалу Хайклу. Он ведь понимает в лошадиных болезнях.
Ускорив шаг, Бер пошел к хате. Перешагнув порог, сказал бодрым голосом больной жене:
– Ну, что я тебе говорил?…
Бледное осунувшееся лицо Пелты осветилось радостью.
– Что? – спросила она, приподняв с подушки голову. – Танхумка вернулся?
– Вернулся.
– Почему же он не заходит?
– Сейчас зайдет…
Бер позвал Танхума.
– Вот он! Пропажа наша…
– Танхумка, сынок мой! Где ты был? – всхлипнула Пелта. – Почему не сказал, что уходишь? Зачем причинил мне столько страданий?
– Не стоит он твоих слез, этот балбес, – начал сердиться отец. – Я б ему поддал за такие выходки…
Опустив голову, Танхум стоял и молчал.
– Чего молчишь, паршивец этакий? Почему человеческим языком не рассказываешь, где был?
– Работал… Нашел хорошую работу. Не мог отлучиться, – пробормотал, не подымая глаз, Танхум.
Махнув рукой, Бер вышел на кухню. Через несколько минут вернулся и сказал жене, которая о чем-то слабым голосом беседовала с сыном:
– Дай я его накормлю, успеете наговориться. А тебе дать чего-нибудь перекусить?
– Мне ничего не хочется, а ему дай поесть. Он устал и проголодался.
Отец поставил на стол миску с картошкой, хлеб, пару луковиц, солонку с солью и хмуро сказал сыну: Ешь!
Присев к столу, Танхум глотал кусок за куском хлеб, с аппетитом наворачивал картошку.
Отец торопил сына, просил скорей сходить к коновалу и шепотом наказывал:
– Попроси его бегом бежать. Авось он спасет лошадь. Только смотри, нигде не задерживайся.
Поев, Танхум со всех ног помчался к Хайклу. Вернулся через полчаса запыхавшись и, еле переводя дыхание, сообщил:
– Нет его.
– А где его старуха?
– Никого нет.
– О господи, что ты со мной делаешь! – воскликнул Бер с отчаяньем. – Слушай, Танхум, – заговорил он умоляюще, – еще раз сбегай к коновалу, может, он уже дома. Приведи его.
Танхум снова побежал за Хайклом. На этот раз долго не возвращался. Бер ежеминутно выбегал на улицу, глядел, не идет ли сын, но как назло никого не было видно.
Наконец Танхум явился и, предупреждая нетерпеливый вопрос отца, выпалил:
– Сейчас придет.
– Что значит сейчас?
– Сказал, что скоро. А мне нужно уходить.
– Только ненадолго, – попросил отец.
Минут через пятнадцать пришел Хайкл и, неторопливо оглядевшись, спросил:
– Что случилось с вашей лошадью, реб Бер?
– Кто знает… Заболела, и все.
– Где лошадь?
– В хлеву. Идемте!
– Лучше выведите ее сюда, во двор, здесь светлее. А там и повернуться негде.
Бер вывел с трудом ступавшую кобылу. Поглядев на нее, Хайкл покачал головой, как бы желая выразить хозяину сочувствие, поджал губы, вздохнул и сказал!
– Попробуйте ее немного провести по двору.
Лошадь шла, еле переставляя ноги, качалась, спотыкалась. Увидев, что она вот-вот рухнет на землю, Хайкл поднял руку и крикнул:
– Хватит!
Он развязал засаленный мешочек с нехитрым лечебным инструментом, который носил всегда при себе, надел серый халат и не спеша начал осматривать лошадь. Задрав ей голову, заглянул в рот, посмотрел язык, затем приложил ухо к животу, прислушиваясь, как она дышит, поднял хвост, нагнувшись, пощупал ноги и спросил:
– Что она у вас ела, реб2 Бер? Не перекормили вы ее?
Давал все, что у меня было. Овсом и ячменем я ее не баловал.
Он ждал с нетерпением, что скажет коновал, а тот как назло тянул с ответом, вновь щупал живот и заглядывал под хвост.
Наконец он промолвил:
– Я думаю, что ваша лошадь… – Он сделал глубокомысленную паузу. – Я считаю, что это желудочное. Перекормил ты ее или перепоил.
– И больше ничего? – спросил с облегчением Бер. – Значит, ничего опасного?
– Прежде всего надо очистить желудок, – важно ответил Хайкл. Он вынул из мешочка жестяную коробку и попросил немного теплой воды и кусочек мыла.
Бер поспешил на кухню, поставил греть воду и начал искать мыло. Он не знал, где оно лежит, а будить жену, чтобы спросить, не решался. Он решил занять мыло у соседки, но тут Хайкл, продолжавший осматривать больную лошадь, спросил его:
– Вода нагрелась?
– Вода давно готова, а вот мыла не найду. Пойду попрошу у соседей.
– Давай воду, мыло у меня есть, – сказал коновал. Он начал крошить ножом мыло в коробку и прилаживать к ней резиновую кишку.
Когда Бер принес воды и налил в коробку, Хайкл приступил к своему делу. Кобыла начала вертеться, кишка выпала, и вода почти вся вылилась на землю.
– Бедняга настолько ослабела, что на ногах не держится, – сказал Бер упавшим голосом.
– Ничего, попробуем еще раз. Налей воды! – приказал Хайкл.
Не успели снова налить воды, как лошадь упала. Испуганный Бер глядел на коновала умоляющими глазами.
– Не надо ее мучить, – попросил он, – пусть очухается.
Хайкл не торопясь собрал свой инструмент в мешочек, подождал несколько минут, не подкинет ли ему хозяин что-нибудь за труды, но, увидев, что Бер в полном отчаянье и ему сейчас не до него, незаметно ушел.
Уже темнело. Плыли на юг розовые, озаренные закатом облака.
Бер вернулся в хату, встал у окошка лицом к заходящему солнцу и, не снимая картуза, начал усердно молиться. Он просил господа бога сжалиться над ним и отвести беды, так неожиданно свалившиеся на его голову.
Помолившись, он поцеловал молитвенник и положил на место. В дверях показался Танхум.
– Вот хорошо, что ты пришел, – сказал Бер. – Пойди нарви травы и постели в хлеву, надо завести кобылу на место.
– А что говорит коновал?
– Он сам не знает, что с ней, – вздохнул Бер. Вышли из хаты. Пока Танхум рвал под плетнем траву,Бер сделал попытку поднять лежавшую посреди двора кобылу.
– Вставай, Машутка, пойдем в хлев.
Лошадь, судорожно барахтаясь, попыталась было встать, но не смогла и вновь бессильно уронила голову на землю.
– Придется ее поднимать, – сказал Бер подходившему с охапкой сена Танхуму. – Застели помягче стойло и захвати веревку.
Пока Танхум возился в хлеву, пришли с работы Рахмиэл и Заве-Лейб. Увидев, что отец возится с лошадью, они в один голос спросили его:
– Что с ней?
– Разве не видите? Заболела, даже не подымается.
Вышел из хлева Танхум, держа в руках толстую веревку. С большим трудом вчетвером на веревке подняли кобылу и завели в хлев.
Немного отдышавшись, Бер позвал сыновей ужинать. Когда зашли в дом, отец поставил на стол миски с картофелем, простоквашей и нарезанным хлебом. Сыновья поели и стали готовиться к ночлегу.
– А помолиться забыли? – строго спросил отец. Парни наскоро пошептали что-то, улеглись и тут же уснули.
Бер подошел к Пелте. Убедившись, что она спит, дыханье ровное, он прочитал кришму3 и тоже улегся, но долго не мог заснуть.
На рассвете, как только пропели первые петухи, Бер быстро оделся и вышел во двор. Сердце его замирало, когда он открывал двери хлева. Нагнувшись и пощупав лежавшую на боку лошадь, он всплеснул руками и отчаянно крикнул:
– О боже! Что нам теперь делать?…
Как ни тормошил он кобылу за хвост, за гриву, она лежала неподвижно, не подавая признаков жизни, с оскаленными желтыми зубами, застывшая.
Собрав последние силы, еле волоча ноги, Бер вошел в хату и, дрожа от волнения, хриплым, сдавленным голосом сообщил проснувшимся сыновьям: