За ним стояли два камнеступа, в каждом было не более двух аршинов росту, а отличительной чертой их были широкие плечи, каменные наросты на загорелой коже и толстые пальцы. Они держали длинный ствол дерева, распиленный надвое, по длине которого были натянуты толстые усы царского моржа. Пока один стучал двумя руками по ним, второй то и дело носился вдоль ствола зажимая усы в нужных местах.
Последний был чертяга или аршинец. Маленький, пузатенький, с едва заметными рожками и кожей болотного цвета, этот музыкант выставил перед собой несколько котелков днищем кверху, каждый из них был обтянут различной кожей, а некоторые вовсе обиты дополнительным металлом. Балдур обратил внимание, что Аршинец был самый спокойный из всех. Он, закончив приготовления, просто плюхнулся на задницу, от чего казался еще меньше, и скрестив руки на груди, молчал. Пока остальные были заняты настройкой инструментов или завлекали толпу, чертяга просто сидел, и с абсолютно каменным лицом смотрел перед собой.
Напившись и наевшись, толпа начала требовать музыку. Некоторые из женщин вовсе пустились в пляс без аккомпанемента, под местные и не совсем приличные частушки. Мужичье всё больше набирало обороты и соревновалось в извечном турнире за звание железного желудка и крепкого духа. Пили, кричали, боролись на руках, и при этом не забывали поглядывать на танцующих женщин.
Становилось жарко, и кто-то открыл дверь. С улицы послышались веселые голоса и девичий визг. Паренек с пушком на сцене объявил, что музыканты готовы, и всячески разогревал толпу призывами к танцам и шутками.
Камнеступы резко ударив по струнам дали понять, что они готовы, а толпа замерла. Парнишка широко улыбнулся, наслаждаясь тишиной перед ураганом. Он отошел в сторону и достал кузнечьи меха, переделанные в музыкальный инструмент. Толпа ахнула. Парнишка разводил и сводил меха, издавая знакомые каждому в кабацкой звуки и мотивы, как где-то из далека раздалось.
— Свербигузка!
Как один, музыканты заиграли. Толпа продолжала кричать то слово, смешиваясь в дикий, нечеловеческий поток танцев, улыбок и неподдельного счастья. Чертяга, что сидел спокойно до сего момента, достал из-за спины две огромные поварешки и принялся лупить по котелкам, что есть силы. Его маленькая голова с еще менее заметными рожками тряслась в такт ритма, а сам он едва заметно подпевал.
Первый камнеступ последовал примеру аршинца, и звонко хлопнув в ладоши, принялся колотить по струнам двумя руками. Второй же его сородич, бубня себе под нос ругательства, но при этом, улыбаясь, носился вдоль всего ствола, еле поспевая бить в нужные места. Только лишь неизвестный древолюд оставался невозмутим, и опустив голову, систематически перебирал по гуслям, которые держал горизонтально.
Парнишка начал петь, не забывая о мехах. Голос был у него довольно низкий, учитывая его возраст и отсутствие бороды, что носили все мужчины без исключения. Он, подпевая веселому мотиву, под который плясала вся кабацкая, шустро перебирал ногами по сцене, исполняя местный танец.
— Свербигузка! Свербигузка! — повторяя слова песни, кричала толпа.
Рыжеволосый мужчина, сбросив свой плащ и оголив торс, ринулся в толпу танцующих холопов, где с удовольствием выкрикивал ругательства, пил и при возможности щипал молоденьких девушек за прелести. В какой-то момент, он даже выскочил на сцену, и попытался и попытался спеть дуэтом с парнишкой. В ту же секунду он, чуть не получив в глаз брошенным камнеступом куском репы, ретировался, вернувшись к пляскам и девкам.
Дэйна с двузначными чувствами наблюдала за происходящим, но при этом не могла точно заявить какие эмоции у неё вызывает подобное мероприятие. Она настукивала ритм песни по горлышку чарки, но кривила губы при виде того, как Ярик беспардонно и совершенно бессовестно щупает юных и наивных девушек.
Мира посмотрела на Балдура, но происходящее веселье, казалось, обходило его стороной. Странно, так как стервятник не был чужд подобным мероприятиям, и сам с радостью пускался в пляс.
Сырник? Сырник делал то, что у него лучше всего получается — он ел. Пока все остальные были поглощены выступлением, маленький Аури уплетал за обе щеки, и пытался привести в чувства Балдура, предлагая тому еду. Стервятник же жестом отказывался, и периодически делал несколько глотков, наблюдая за танцующей толпой.
— Свербигузка! Свербигузка! Баба заводная! — выкрикивала толпа.