Гермиона разгладила складку на белоснежном покрывале и вновь напрягла слух. Никого. Она нервно глянула на наручные часы. Минутная стрелка, словно старая черепаха, мучительно медленно двигалась по циферблату, чтобы занять своё место рядом с часовой стрелкой на отметке 12.
— Ещё три минуты, — девушка глубоко вздохнула и откинулась спиной на покрывало, ощущая, как впиваются в тело мелкие камушки в траве, скрытые под тяжёлой тканью.
Гермиона подняла перед собой левую руку, наблюдая, как лунный свет отражается от изумруда в ее обручальном кольце.
Они поженились почти год назад, в полнолуние, которое Гермиона ненавидела так же страстно как и любила — всем сердцем. Это была скромная, маленькая церемония — лишь он, она и священник, но то счастье, что пылало в их глазах, ни за что бы не заменило ни одно пышное торжество с сотней гостей.
Прикрыв веки, она с мечтательной улыбкой вспомнила, как они, быстро пробормотав свадебные клятвы и убедившись, что наконец остались наедине, буквально сорвали друг с друга одежду, чтобы успеть насладиться «первой брачной ночью» в предоставленное им время.
Время. Почему его всегда так мало. Лишь одну ночь в месяц она могла почувствовать себя по-настоящему живой. Но даже эти жалкие три часа пролетали буквально за один взмах ресниц, оставляя в груди чувство горькой несправедливости.
За спиной послышался шелест и глухой удар об землю. Он здесь. Гермиона распахнула веки и встретилась с тёплым взглядом родных серых глаз.
— Мерлин, я так скучал.
Поцелуй. Хриплый выдох. «Я тоже скучала, любимый»,— пронеслось в голове, но губы не слушаются, не дают обречь мысли в слова. Его дыхание щекочет кожу, и он шепчет что-то прямо в поцелуй, но шум в ушах не даёт разобрать, что именно.
Жадные руки гуляют под таким мешающим платьем, вызывая дрожь во всем теле, и Гермиона торопливо поерзала, помогая мужу стянуть с себя белье. Будто чужими пальцами, она приспустила с него брюки и впилась в его губы нетерпеливым поцелуем.
Вдох. Толчок. В глазах загораются звёзды, а легкие упорно не дают впустить в себя такой необходимый сейчас кислород.
Он целует ее в нос, щеки и мокрые от слёз веки, шепча что-то нежное, а Гермиона лишь кивает, не в силах проглотить ком в горле.
— Хозяйка Гермиона, простите что так рано, но юный хозяин никак не переставал плакать, — на полянке бесшумно появился домовой эльф, сжимающий в руках плетёную люльку с торчащим из неё белоснежным одеяльцем.
— Все в порядке, Вейнард, — Девушка с нежной улыбкой взяла на руки сына и оставила на его волосиках мягкий поцелуй. — Ты можешь идти.
— Мы ждём вас домой, хозяин Драко, — щелчок пальцев, и домовик растворяется в свете луны.
— Это… — он шумно сглотнул и дрожащими ладонями потянулся к светловолосому младенцу на руках жены.
— Наш Скорпиус, — Гермиона передала ему малыша, и не смогла сдержать слёз от вида того, как муж впервые в жизни держит на руках их новорождённого сына. Роды пришлись на следующий день после их последнего полнолуния, и это была первая долгожданная встреча Драко со своим наследником.
Он осторожно прижал к груди кряхтящий свёрток, и его впалую щеку прочертила мокрая дорожка. Мерлин, почему нельзя остановить это мгновение, чтобы переживать его снова и снова. Гермиона боялась дышать, глядя как осторожно муж гладит мягкие волосики на голове сына, как жадно вдыхает его сладкий запах и бормочет что-то невнятное ему на ухо. Наконец, Драко поднял на жену взгляд и одними губами прошептал: «Спасибо, любимая».
И если бы можно было умереть от счастья, то именно в этот миг Гермионы Малфой не стало бы на этом свете. И если бы кто-нибудь попросил ее отдать все богатства их семьи, для того, чтобы иметь возможность видеть эту картину каждый день, то она, не раздумывая бы, вручила этому человеку ключ от их хранилища в Гринготсе. Лишь бы чувствовать, как быстро бьется ее сердце, разгоняя по венам такую желанную эйфорию. Лишь бы жить.
Но ровно через час, Гермиона, крепко прижимая к своей груди спящего Скорпиуса, смотрела, как в небо взмыл белоснежный дракон, и в ее голове раненой птицей билась всего одна мысль: «мы всегда будем тебя ждать».