«Тупица».
Хоа закрыла глаза, закрыла мысли, заглушая голос в голове до шепота, и с небольшим усилием погрузилась вновь в утреннюю безмятежность, когда, вдыхая ореховый аромат чая, готовилась к новому дню.
Она не профессор Дуй Уен.
Когда болезнь профессора Дуй Уен усилилась, Хоа боялась остаться предоставленной сама себе. По ночам она лежала без сна, думая о том, что будет с замыслами Дуй Уен и что она будет делать без руководства.
Но теперь она знала.
− Займитесь тремя другими резервуарами, − сказала Хоа. − Посмотрим, как себя будет вести этот сорт при более жесткой регулировке температуры. И если вам попадется Ханг, попросите его обследовать привой − возможно, удастся найти хорошее решение в этом направлении.
Императрица считала Дуй Уен особо важным ресурсом и позаботилась о том, чтобы её мем-импланты перешли к Хоа − чтобы та могла пользоваться советами и знаниями, необходимыми для завершения строительства станции, в которой так отчаянно нуждалась Империя. Императрица ошиблась, и если это изменническая мысль, то кому какое дело?
Потому что ответ на смерть профессора Дуй Уен, как и на всё остальное, пронзительно прост: незаменимых нет, и они будут делать то же, что и все − каким-то образом действовать дальше.
Тёмный чай. Листья тёмного чая оставляют годами вызревать в ходе тщательной ферментации. Процесс занимает от нескольких месяцев до столетия. Настой получается насыщенным, густым, с легкой кислинкой.
«Тигрица под баньяном» горюет не так, как люди.
Отчасти потому, что она уже нагоревалась. Потому, что разумные корабли живут не так, как люди − их строят, ставят на якорь и стабилизируют.
Куанг Ту рассказывал, как мама таяла у него на глазах и как это разбило ему сердце. А сердце «Тигрицы под баньяном» разбилось много лет назад, когда она стояла посреди новогоднего празднества. В коридорах орбитальной станции звучали хлопушки, колокольчики и гонги, все обнимались и кричали, а она вдруг осознала, что будет здесь и через сотню лет, но тогда никого из сидящих за столом − мамы, Куанг Ту, тётушек, дядюшек и кузин − не останется в живых.
Она покидает каюту Куанг Ту, где он смотрит на памятный алтарь, и перемещает сознание из аватара в своё настоящее тело, чтобы продолжить восхождение к звёздам.
Она − корабль и в те дни и месяцы, которые Куанг Ту посвящает скорби, переносит людей между планетами и орбитальными станциями − частных лиц и чиновников: и в простых белых шелках, и в богато украшенных одеяниях; группы ученых, спорящих о поэзии; солдат-отпускников с самых дальних пронумерованных планет, которые не моргнув глазом, отправляются в неизвестность глубокого космоса.
Мама умерла, но жизнь продолжается − профессор Фам Ти Дуй Уен уходит во вчерашние новости, оставаясь только в официальной биографии и видеофильмах, − и её дочь тоже продолжает жить, исполняя свои обязанности во благо Империи.
«Тигрица под баньяном» горюет не так, как люди. Отчасти потому, что помнит не так, как люди.
Она не помнит утробу и шок рождения, но в её самых ранних воспоминаниях мама рядом − в первый и единственный раз она находится в материнских руках... А вот и сама мама с помощью мастера родов идет на нетвердых ногах, превозмогая боль и глубочайшую усталость, взывающую только об отдыхе и сне. В колыбель центрального отсека её положили мамины руки. Именно мамины руки сомкнули вокруг неё крепления, чтобы она не упала, обернули так же надежно, как это было в утробе... именно мамин голос пел колыбельную − мелодию, которую она вечно пронесёт в межзвёздных путешествиях.
«Огни Сайгона красные с зеленым, а фонари Ми Тхо блестят неярко»...
Когда «Тигрица под баньяном» пристыковалась к орбитальной станции у Пятой планеты, её окликнул корабль постарше, «Мечта о просе» − подруга, которую она часто встречала в долгих путешествиях.
− Я тебя искала.
− Да ну? − спрашивает «Тигрица под баньяном». Маршруты кораблей нетрудно отслеживать по их декларациям, но «Мечта о просе» стара и редко утруждает себя такими хлопотами − она привыкла, что другие корабли приходят к ней, а не наоборот.
− Хотела спросить, как ты. Когда я услышала, что ты вернулась на службу... − «Мечта о просе» замолкает в замешательстве и посылает по сети слабые сигналы осторожного неодобрения. − Рановато. Разве ты не должна скорбеть? Официально...