Володя весной пришел из армии и работал на заводе железобетонных изделий – временно, потому что на следующий год он тоже поедет в Москву и поступит в институт.
– Счастье – это лотерейный билет, говорил он. – Вытянешь – твое. Уж я-то его вытащу, будь уверена, – добавлял он, глядя куда-то мимо ее глаз, на горизонт, где над Турецким берегом строился облачный город.
Или мерещился ему вдали работающий вентилятор, которого, в сущности, и не видно, так быстро вращаются лопасти…
– Я буду министром, – серьезно говорил он, и это желание не казалось ей наивным. – Я докажу им всем, что я способен в этой жизни на кое-что.
Лидия не знала тогда, что «они» – это жители небольшого русского райцентра, рабочие завода ЖБИ, завсегдатаи пивной палатки – жалкие и ничтожные друзья его.
Она не знала о мрачной жизни этого города, о том, как тускло светят по ночам фонари, о том, как медленно люди сходят с ума, не зная в жизни ничего, кроме каждодневной работы с водкой и матерщиной, пивной палатки, милиционеров и вечернего телевизора в темноте малогабаритных квартир, где пахнет супом, всегда пахнет супом.
Он умел красиво мечтать. Он говорил о своем будущем так, будто оно уже наступило, и он рассказывает о чем-то обыденном и даже поднадоевшем.
Будет собственный двух, нет – трехэтажный дом. Будет черная «Волга» с шофером. Париж и Нью-Йорк. Самолеты. Трансатлантические лайнеры. Усталые и справедливые глаза человека, ответственного за судьбы миллионов.
– Смотри! – указал он на плакат с портретами правительства. – Смотри, какие лица. Ты думаешь, в юности они были вундеркиндами? Такие же ребята. Неизвестно еще, что такое талант… Все дороги открыты, все до единой, и жить-то еще долго, лет пятьдесят еще жить…
Она смотрела на него с восторгом. Она молча кивала. Однажды ей открылось, что в его будущем нет места для нее.
– Значит, ты меня не любишь? Не любишь? – пытала она, задерживая дыханье.
– Люблю, отвечал он тихо и неуверенно.
– Пойми же, – говорила она, – у тебя никогда не будет такой, как я. Ты ищешь свое счастье, свой лотерейный билет, а оно – вот оно, здесь, бери же его!
Подобные слова она через год повторила Жоре, и он не стал ломаться, а просто и с достоинством взял свой «лотерейный билет» – взял ее, богатую, красивую и молодую.
– Ты еще не все обо мне знаешь, – тихо сказала она, когда расставание с Володей было совсем близко и билет (не лотерейный, а железнодорожный) уже лежал в кармане его пиджака.
– Ты не все обо мне знаешь, – сказала она, – у меня есть приданое, пятнадцать тысяч, и мы…
Она замолчала, потому что поняла, что совершила ошибку.
Володя медленно встал, оделся и вышел, а через день она видела, как он, уже незнакомый и далекий, садится в вагон.
Прошел год, и Лида снова приехала домой на каникулы, и в доме ее отца квартировал Жора, который потом стал ее мужем. Если бы там был не Жора, а, скажем, Витя, то и его ожидала та же судьба, потому что Лидия была молода и красива, а ее подруги уже выходили замуж.
Так, лежа на кушетке, в безделье, вспоминала она то отдаленное лето, а в двух тысячах километрах к северо-западу, в небольшом райцентре, сотрудники милиции выясняли личность убитого, и пока было установлено лишь прозвище – Министр.
Жора положил на журнальный столик конверт с деньгами, потому что в его управлении сегодня давали зарплату. Лидия обрадовалась приезду мужа и детей, потому что тишина на даче к вечеру стала невыносимой, как и жара.
– Мама! – сказал Кир. – Меня укусил пчела.
– Меня тоже, кисонька.
– Ах, как здорово! Куда он тебя укусил?
– Вот сюда.
– А меня – вот!
– Ты плакал?
– Нет! Нисколечки.
– И я тоже.
– А можно я съем виноград?
– Он еще зеленый.
– А можно я съем зеленый?
– Нельзя. Зеленого ничего нельзя.
Кир покушался на знаменитую гроздь, за которой они наблюдали с начала лета, еще с цветения. Гроздь была огромной, она спускалась с карниза веранды. Засыпая, Лидия видела, как ягоды наливаются лунным светом.
Жора поставил на стол небольшую коробку. Внутри стукнула пластмасса.
– Что это? спросила Лидия.
– Вентилятор, – значительно ответил Жора.
Он развернул и собрал прибор. Дети оживленно заспорили, куда поставить его. Все четверо встали в кружок, рассматривая лопасти, похожие на слоновьи уши.