Зыков прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть ухмылку.
— Так ить он не девка, товарищ майор.
Но жили-то дружно?
— Душа в душу!
Басков встал, прошелся в узком пространстве между сервантом и столом.
— По-моему, вы его не очень-то одобряли, а, Константин Васильевич?
— Не томите, товарищ майор. Не живой уж Андреич, что ли?
— Почему решили?
— Да вы так об нем… как про бывшего…
— Жив Андреич, но состояние неважное. В дорожную катастрофу попал в Москве.
Басков сознавал, что Зыков ему не верит. Самому наивному из наивных ясно: с чего тут станут обыскивать комнату человека, если он пострадал от городского транспорта? Но Зыков сделал вид, что поверил.
— Здоровья ему.
Басков поглядел Зыкову в глаза и снова спросил:
— А все же, Константин Васильевич: почему вы его не одобряли? Ну не во всем, а иногда…
Зыков опять упер руки в колени и набычился — видно, в такой позе ему легче было обдумывать важные вопросы. Но на сей раз заговорил он без нарочитой солидности, даже с некоторой игривостью:
— Малахольный малость.
— Например?
— Ну касательно баб взять…
— Не увлекался?
— Какой там! Он пятью годками меня постарше, тут особо уж не пожируешь… Да не в том смех.
— В чем же?
— А вот ходит к нему рыжеватенькая, молодая еще, не боле тридцати, и все при ей… Одно — в очках, и зовут чудно — Агриппина, а щечки-губки — аленький цветок…
Зыков с таким нарастающим смаком излагал предмет, будто сам распалялся от собственных описаний, но Басков вдруг почувствовал фальшь. Все эти зыковские «ить», «може», «спытывать» отдавали специальной нарочитостью. В Ленинграде человек живет уже семь лет и до этого, надо полагать, не в глухой деревне обитал, прибыл-то сюда из Пскова и работает на железной дороге, где не по-таковски разговаривают, — как же тут деревенский лексикон сохранить?
— Простите, Константин Васильевич, вы сколько классов окончили? — спросил Басков.
Прежде чем ответить, Зыков с каким-то новым вниманием посмотрел на Баскова и, вероятно, разобрал подспудное значение вопроса: отчего и для чего он задан? Дальше он свою речь поддельными простонародными завитушками украшал уже не столь густо.
— Семь, а что? — сказал Зыков, потеряв всю смачность голоса.
— Ничего, так просто… Ну и что этот аленький цветочек?
Зыков словно уж забыл, о чем шла речь. Помолчав, он продолжал без всякой охоты, как досказывают конец анекдота, который, оказывается, давно известен слушателю.
— Ну что… Ходила она, ходила… «Ах, Игорь Андреич! Вы такой хороший, Игорь Андреич!.. Вы себе цены не знаете, Игорь Андреич!» А он ей все стишата читал…
Басков счел, что пора кончать разговор, и встал.
— Ну я пошел. Спасибо за содействие. Может быть, мне понадобится еще раз встретиться с вами.
— Мы всегда рады, милости просим.
Глава VII. ГОСТИ ШАЛЬНЕВА
По пути в райотдел милиции Басков испытывал чувство какого-то неопределенного недовольства собою, словно начал работу и бросил ее, не завершив.
Старший лейтенант Шустов, встретив его у себя в кабинетике, предложил пойти перекусить.
— Подожди. Давай покурим, — отказался Басков.
— Не так чего-нибудь? — спросил Шустов.
Басков закурил, походил вдоль стола и сказал:
— Ты быстрей меня сообразил про костюмчики. С разного плеча, верно?
— Абсолютно.
— Зыков намекнул — мол, Шальнев в прежние годы мог иную комплекцию иметь. А два костюма совсем новые. Финского производства. А давно ли у нас финские костюмы появились?
— Ну, может, лет десять…
— Но эти-то явно не десять лет в шкафу висят.
— Точно. Фасон модный.
Басков спросил:
— У тебя магнитофон есть?
— Найдется.
— Одолжи, пожалуйста. И кассет штуки три.
Шустов достал из сейфа портативный магнитофон и кассеты.
— Не дают мне покоя костюмы эти, — сказал Басков. — Пойду к Зыкову, пока он не остыл… А ты, будь другом, узнай, работал Зыков двадцатого июля и в какую смену…
Зыков вроде бы и не удивился такому скорому возвращению Баскова, однако вид у него был настороженный.
Басков поставил магнитофон на стол, сел в пододвинутое Зыковым кресло и сказал озабоченно, как бы приглашая хозяина разделить эту озабоченность:
— Не пойму я одну штуку, Константин Васильевич.
— А чего? — с готовностью отозвался Зыков.