Потом случилась история про чернила. Все в классе стали носить с собой шприцы, чтобы набирать туда воду и брызгаться. Мой шприц лежал на столе, и я запретила к нему приближаться. Но Головастик (потом я узнала, что он сын Рыбы) все равно схватил его, взял стержень от ручки и набрал полный шприц чернил. Увидев это, я так разозлилась, что в глазах почернело не меньше, чем внутри шприца.
— Надо сосчитать до десяти, — говорит в таких случаях папа, — а потом успокоиться и все обдумать. Но я не успела ни того, ни другого, ни третьего и — сама не знаю как — обрызгала Головастика с головы до ног. За секунду или, может быть, две Головастик стал наполовину черный, наполовину белый. Половина лица черная, половина свитера черная, одна штанина черная. Уцелели только кроссовки.
— К директору. Оба, — сказала математичка и повела нас в кабинет к Рыбе.
— Что случилось? — спросил Рыба.
Потом он сказал:
— Извинись.
— Я? — уточнила я, хотя смотрел он на Головастика.
— Нет, не ты.
— Я? Но почему? — Головастик чуть не плакал.
— Потому что ты взял чужую вещь без спроса.
— Но это нечестно.
— Извинись сейчас же.
— Извини, — выпалил Головастик и убежал плакать — он вообще часто плакал.
— Можешь идти, — сказал мне Рыба.
Я ушла, но настроение в тот день у меня было поганое. Маме я об этом ничего не сказала. И папе тоже.
В другой раз Рыба пришел на урок и сказал:
— Сегодня будем заниматься не в классе, а на улице. — И повел нас к большому магазину рядом со школой. Рыба взял с собой раскладной стул. Он сел на него, снял кепку и положил перед сдобой подкладкой кверху.
— Будем собирать деньги на школу, — Рыба подмигнул нам. — Ну-ка, давайте хором: «Ве-е-е-черний звон…»
— «…дон, дон», — подтянули мы.
Не помню, сколько мы собрали, но это было странно и весело.
В школе говорят, что у Рыбы нет жены. По крайней мере, никто никогда ее не видел, и Головастика в школу приводит няня. Забирает его тоже няня, и она же ведет у нас продленку. Мы зовем ее Арина Родионовна — это тоже, конечно, кликуха, потому что на самом деле ее зовут совсем не так.
— Времена плохие, опасные, — сказала однажды Арина Родионовна, пока мы делали математику. — Старух, говорят, насилуют. Опасно ходить.
Мы начали дико ржать, но Арина Родионовна не обиделась:
— Зря смеетесь. Насилуют вот таких старух, как я.
И мы нарисовали карикатуры, как на огромную седую Арину Родионовну нападает усатый насильник с лицом Фигуры.
Арина Родионовна очень любит Головастика. Как будто он ей внук или даже сын. И он ее тоже, хотя делает вид, что она его уже достала. Головастик как будто еще маленький — младше, чем мы. Он часто обижается и ревет, и Кит с Овцой над ним прикалываются.
Фигура красивый, очень высокий и, наоборот, похож на взрослого. У него настоящие усы и широкие плечи. Он всегда ходит в одном и том же сером свитере, поэтому мы шутим, что Фигура никогда не раздевается и не моется. Это странно, как и то, что он, единственный в классе, дружит с Пуканом. Как зовут Пукана на самом деле, никто не знает. Кажется, даже учителя. Пукан почти всегда молчит и смотрит исподлобья. На перемене на него нападает Кит. Он бросается сзади и напрыгивает ему на плечи с воплем:
— Пук-пук-пук-пук-пукан! Пукан!
Пукан кричит и пытается вырваться, но у него ничего не выходит.
На самом деле никто не слышал, чтобы он по-настоящему пукал, но так уж вышло, что все зовут его именно так. Когда на уроке Пукана что-то спрашивает учитель, он не успевает ответить, потому что Кит начинает кричать вместо него:
— Пук-пук-пук-пукан! Пукан! — И весь класс умирает от смеха. Если честно, это действительно очень смешно, хотя сам Пукан не особо веселится.
Однажды Фигура сказал Киту:
— Если не заткнешься, я тебе врежу.
— Ну попробуй.
— Вот и попробую.
— Попробуй-попробуй.
— Ща как дам по роже.
— А я тебе по яйцам.
Так они препирались минут пять, пока не начался урок. Иногда Кит отстает от Пукана и переключается на Клерасила. Клерасил тихий и все терпит.
В новой школе нет столовой, и еду готовят родители. Мы шутим, что каждый день кто-то из родителей «дежурит». Вкуснее всех готовит мама Воробья. Она делает картофельное пюре с тушенкой, и его все едят. А мама Овцы приносит несъедобные винегреты, и ими все давятся. Это потому, что у Овцы папа священник и вся их овечья семья все время постится. Гадость страшная. У Сыроежки мама не дежурит — они бедные и Рыба их от дежурства освободил.