- Любовь… - посмотрев туда же, задумчиво протянул Хосок. Девушка услужливо улыбалась, кивая супружеской паре, советуя им какой-то салат. Легкий ветер колыхал под нежарким солнцем выбившуюся прядь волос. Бледная блузка только подчеркивала невинность и доброту лица, излучавшего их. Ангельское создание. Её трудно выделить из толпы и заметить, но если обратить внимание, то вся остальная толпа будет смотреться вульгарной и кичливой. Он был у неё первым (спина неосознанно приобрела королевскую осанку), он, и никого больше. Свет, чистота… Хосок чуть не сказал «белый», но потом подумал о снеге и решил, что белый слишком холоден для Ханы и для чувств в целом. – Она должна быть зеленой, потому что это цвет жизни, цвет природы, цвет естественности и натуральности.
- Ну да, с голубым-то всё иначе, - захохотал Юнги.
- Всё опошлил, - цокнул языком Джин и обратился к Хоупу. – И вообще, никакой у тебя фантазии, почему это гастрономию нельзя совместить с сексом? Иногда получается достаточно удачно и захватывающе.
- Вот не то гурман, не то извращенец, - оценил Шуга его выпад. – Ладно, надо бы расходиться. Мне ещё к Джинни надо. А завтра мы с Чимином опять на рейс…
- Кто ещё? – переключился Хосок быстро на дела.
- Чонгук, - указал на него Сахарный. – Ви. Остальные полетят не отсюда. Как обычно.
- Осторожнее, - посмотрел на них Джей-Хоуп, зная, чем может закончиться каждая подобная операция. Организовавший то, чтобы все расходились, Шуга умудрился сделать так, что Джин и Чонгук ушли вперед, а сам он ещё задержался, оставшись рядом с Хоупом. Хана, хотевшая уже было подойти, увидела, что Юнги что-то убедительно толкует товарищу, и постояла в стороне, пока тот, наконец, не ушёл. Тогда она тронулась с места и подошла к Хосоку. Видя, что она не хочет присаживаться, он встал, взяв её за руки. – Ну, как ты обустроилась? Всё устраивает?
- Я… мне неуютно там, - промолвила она, хотя и за жалобу тоже было неловко. Молодой человек оплатил ей квартиру, а она смеет утверждать, что там неуютно! Какая же она дурочка, притом неблагодарная.
- Что-то не так? Дизайн не нравится? Соседи? – насторожился он.
- Да это всё ерунда! Я могу и на голом полу спать, а в оформлении вообще не разбираюсь, лишь бы стены и крыша были, - помотала она головой. – Я себя какой-то обузой ощущаю. И там так одиноко… непривычно.
- Если я сегодня приеду на ужин – это скрасит одиночество?
- Приезжай, конечно, - у неё всё ещё не получалось приглашать туда, где она не считала себя хозяйкой. – Что приготовить? – подняла она неуверенные, полные волнения глаза.
- Ничего не надо. Я всё привезу из ресторана, - улыбнувшись Хане, Хосок наклонился к её уху и шепотом оповестил: - Приготовь себя, - после чего наградил поцелуем в висок и попрощался до вечера.
* * *
Джей-Хоуп никогда не хотел связывать свою судьбу с женщиной. Он связал её с долгом золотого, вопреки всему: запретам отца общаться с теми, кто тому не нравился, вопреки опасностям и тяготам обучения боевым искусствам, вопреки трудностям двойной жизни. Давным-давно, чуть ли не в семь лет, познакомившись со своими первыми друзьями, которые оставались ими и сейчас, Хосок определил свою судьбу, и позже, лет в двенадцать-тринадцать, почувствовал, что их дело - это его призвание и это настоящее дело, которому стоит посвятить всего себя. И вот они, один за другим, вдруг обзавелись вторыми половинами, о которых не желали когда-то слышать точно так же, как и он сам. Сначала Ёнгук. Потом Дэхён. Затем Ёндже. Куда это годится? Хоуп был уверен, что не пойдёт по их стопам и останется верен исконному уставу золотых, запрещавшему жениться. Правда, Дэхён с Ёндже пока и не женаты, но всё идёт к тому. И Хосок бы, действительно, избежал брачной кабалы, если бы не отец и его требования. И если бы не обстоятельства. Но ему хотелось найти в этом больший смысл, чем зов чести и вынужденность, или усмирение совести, или обязанность золотого творить добро и счастье любыми способами. Рассказ Джина в самолёте о том, что говорила о золотых Дами, отложился в уме Хосока. Трудно усовершенствовать мир, выжигая и вырубая в нем все сорняки, всю гниль, но даже слепив всё по достойному образцу, можно найти, что люди счастливыми не стали, так не стоит ли иногда оглядываться на единицы, а не грезить глобальными целями?
За последние сутки он много кого видел, много что слышал и разговаривал с разными людьми. Большинство из них, как и он сам, были из их банды. Кто-то неукоснительно следовал правилу отшельничества, кто-то воспевал или оправдывал семейность. Ища истину, Хосок вспоминал заветы и мудрости их главного учителя, ещё живого старика Хенсока. Тот предпочитал обходить тему свадьбы стороной, однако любовь определенно проповедовал. Он считал, что только слабые и подлые выбирают одно обязательство: перед миссией, перед друзьями или перед женщиной. Настоящий герой и настоящая личность тот, кто сумеет соединить в своей жизни все три компонента, и никогда не ущемить ни один из них. «Как только ты поступаешься одним ради другого, ты становишься не золотым, а глиняным, - говаривал Хенсок. – А глину легко сломать, размягчить или смешать с грязью». Это были предвыпускные лекции, когда воины-монахи, после четырех-пяти лет обучения узнавали, наконец, что выйдут из буддийского монастыря. Кто-то как-то спросил у него, а что же делать, если долг потребует оставить женщину или женщина потребует оставить друзей? Подумав немного, наставник ответил: «А если твоя правая рука потребует отсечь левую руку?». «Но при гангрене иногда ампутация необходима» - упорствовал ученик. «Да, только гангренизирующая та рука, которая требует отрубить вторую». «Значит ли это, - вмешался тогда Хосок в диалог. – Что золотой должен пренебрегать чьими бы то ни было требованиями?». «Это значит лишь то, что золотой не должен связываться с дерьмом, производящим себе подобные требования, - прямо и грубо, что редко с ним случалось, отсек Хенсок. – Водись с людьми того же благородства, что и сам, занимайся делом, столь же достойным, что и сам, и никогда не окажешься перед недостойным выбором и среди недостойных приятелей и подруг».
Много лет подряд перед Хосоком и не вставало дилеммы. Всё было четко и ясно, но вот именно женщины как-то не вписывались в привычный круговорот дней. Ему казалось это нормальным, но когда он вчера увидел Ёнгука, его слаженность, уверенность, несгибаемость, храбрость и ум, то понял, что у этого человека всё сошлось верно, он нашёл правильные компоненты своей жизни и грамотно их соединил, став цельным и непробиваемым, каким и должен быть истинный золотой. Рядом с ним Хоуп ощутил себя мелковатым. А потом он заглянул в глаза Джи-Драгона и понял, для чего найти любовь фактически необходимо. Чтобы не было во взгляде этого – чего-то, что Хосок никогда прежде не видел в людях. Отсутствие человека – вот что было в этих глазах. Пустота. У Джиёна тоже есть свои цели, возможно, миссии, у него есть приближенные и доверенные лица, но, черт возьми, он просто последовательное, живое, разумное и имеющее какие-то желания зло. От нахождения вблизи с ним испытывалось неприятное чувство, словно его бездушие затянет каждого, кто немедленно не заполнит себя светом и добром.
Насмотревшись и проведя тщательный анализ, Хосок впервые именно сознательно захотел полюбить, поняв, что его холостяцкий эгоизм становится пережитком незрелости, и жизнь его ступает на новый уровень. Ему захотелось любить, потому что глаза распахнулись шире, увидев, что быть приспешником удовольствий – не совсем та роль, которую должен играть воин света. Любить – точно такой же долг, как спасать, и если они всей бандой уничтожают плохое, то, наверное, логично было бы ставить что-то на образовавшиеся свободные места, создавать что-то хорошее, заполнять пустоты. Иначе получится, что золотые созданы лишь для воинственных времен, и когда наступит мир и порядок, то им придётся исчезнуть? Нет, порядок нужно уметь поддерживать, а не только создавать.