Тот замер на мгновение, потом бросился вперед. Лаванда, хоть и далеко было, приготовила метательный нож к броску, но тут они обнялись и стали хлопать друг друга по спинам.
– Жив, Лосяра! – услышала Лаванда: – Жив чертяка! Три года! Где тебя черти носили?
– Что, похоронили уже меня? – похохатывал папа-Лось в ответ, – Я еще на ваших поминках напьюсь…
Лаванда подняла рюкзак и медленно подошла к месту встречи. Человек в зелено-буром оказался не намного младше папы-Лося. Голова его была обмотана такого же цвета косынкой, с завязками сзади, в правом ухе блестела желтая серьга. Человек потер длинный нос и, глянув на Лаванду, вопросительно поднял бровь.
– Это моя мартышка, – ответил папа-Лось на невысказанный вопрос, – Удачная попалась. Два года со мной.
– Это Веня-Шахтер, – представил он своего знакомого Лаванде, – Мой давний знакомец.
Вечерело, и нужно было останавливаться на ночлег. Лаванда насобирала дров, развела костер, наломала лапника для лежанок… Все это время папа-Лось и его давний знакомец не прекращали разговора, не обращая на нее никакого внимания. Возлюбленный Лаванды иногда усмехался, однако чаще – хмурился, слушая рассказ Вени. Девушка с равнодушным видом прислушивалась, но мало что понимала.
Сначала Веня спрашивал папу-Лося о маршруте и о том, все ли закладки оказались на месте. Потом речь зашла о землетрясении и том, что шахты завалило, и гора держится на честном слове. Потом перешли к о какому-то Латою, который помер, беспорядкам и кровопролитию, и к некоей Пани Брыльской, которая, хоть и сука, но порядок навела. Девушка отошла к ручью, чтобы набрать воды для похлебки. А когда вернулась, увидела, что папа-Лось с мрачным видом называет имена, а его знакомый односложно отвечает:
– Убит, убит, убит…
Потом они надолго замолчали, а потом Веня сказал, что, мол, принято решение покинуть бункер. Мол, еще одно землетрясение, и их там всех завалит нахрен. Лаванда, как раз разминала и засыпала в котел брикеты горохового супа, рука ее дрогнула и она просыпала часть на землю.
Мало кто его видел, но всякий знал – есть такие места, называемые БУНКЕР. А еще всякий знал, что нет места опаснее, чем в окрестностях массивных железных дверей, упрятанных в скальных тоннелях или скрытых в лесной чаще. Никто не смог еще открыть эти двери, но иногда они все же открывались. Сами. И оттуда появлялась смерть. Один клиент рассказывал в Борделе, что собственными глазами видел, что там обитают многорукие и многоногие демоны. Точно такой оторвал его напарнику голову и насадил ее на пику у входа. Другой трепался, что, когда двери открываются, из недр земли выползают огромные личинки и жрут все на своем пути, землю, деревья – что ни попадется. А человечину они просто обожают…
Папа-Лось еще долго болтал с Веней. Тот достал из сумки на плече железную баклагу, и они, по очереди, прикладывались к ней, хмелея на глазах.
Лаванда, молча, улеглась на свою лежанку, но долго не могла заснуть. Она лежала с закрытыми глазами и думала, что вот ее мир рухнул, она больше не нужна своему кумиру, и как жить теперь. Да и стоит ли жить вообще?..
Она проснулась от того, что прохладная и такая родная рука, провела по ее лицу:
– Мартышка, вставай.
Она открыла глаза. Над ней склонился папа-Лось. Очень серьезный и абсолютно трезвый. Девушка вскочила на ноги и осмотрелась. Костер догорал, но его утихающего пламени хватило, чтобы она увидела распростертое на своей лежанке тело Вени-Шахтера. Из глаза у него торчал нож.
– Он был очень плохим человеком, – сказал папа-Лось, – Он бы продал меня, да и тебя тоже, Брыльской, не задумываясь.
Он был одет и копался в своем рюкзаке.
«Зачем он оправдывается?» – подумала Лаванда: «Ну, убил и убил. Значит – так нужно было. Любимый…»
Она снова была счастлива.
– Мне придется уйти, – сказал папа-Лось, – Одному. Так что утром сама закопаешь его.
Он мотнул головой в сторону Вени.
– Лопатку я оставил. Закапывай поглубже и как можно ближе к воде. Оружие его утопишь. Лучше бы было и Веню утопить, но ручей больно мелкий…
Папа-Лось, наконец, нашел то, что искал. Он достал из рюкзака четыре длинных цилиндрика, замотанных в непромокаемую бумагу. Из каждого торчало по длинному шнурку.
– Теперь – внимание. Если через три дня я не вернусь… Вот, – он достал из нагрудного кармана листок бумаги, – Тут маршрут. Помнишь, я тебя учил составлять карту?
Лаванда кивнула. Сердце ее снова сжала тревога.