И ее прорвало.
— Кто это тебе звонит все время? — спросила она напряженно-ледяным тоном.
— А кто звонит? — спросил он тоже напряженным голосом.
И Червонной даме даже показалось, что проступающая сквозь поредевшие волосы кожа на его затылке чуть покраснела.
— Это я у тебя хочу спросить. Со мной не говорят, на меня только дышат.
Вот с этого и началось… Она встала не с той ноги… И погода… И поза, в которой он сидел, спиной, чуть сутулясь, поза, вызвавшая у нее особенную ярость… Да, даже поза! А ведь он совсем не хотел уходить тогда из дома. Да, погода, мокрый снег, да, устал, да свое, как у каждого, свое собственное настроение, когда бы просто посидеть в уголке на диване, уставившись в телевизор и ни о чем не думая. Она же, Червоная дама, распалялась все больше. И по-своему она, конечно, была права. Сознание этой правоты поддерживало.
Да, она — фундамент их существования, камень краеугольный, верная подруга, труженица. А он — просто негодяй, помойный кот, старый импотент, да! Тридцатилетняя Лолита? Чего уж там! Пора искать помоложе! С его-то развращенностью как раз.
Она кричала долго, летала, как на крыльях — огромных, черных, перепончатых крыльях, как у летучей мыши. И вот уже взлетела высоко-высоко — на вершину ораторского искусства, все было ясно и просто, как на ладони — она жертва, а он — негодяй. Она права, а он — тысячу раз нет. И он должен это понять.
Наконец, речь ее была победоносно закончена. Он встал и повернулся к ней лицом. Он был очень бледный и угол правого глаза подергивался.
— Ты меня никогда не любила… — сказал он тихо и даже жалобно. — Да, работа, дом, дети, хозяйка… Ты лучше всех! Но меня ты никогда не любила…
Он прошел в прихожую, оделся и вышел. Под этот мокрый снег, в дождливую метель… Вот так. Просто вышел. И уже не вернулся. Вернее, заехал, когда ее не было дома, взял кое-какие бумаги, свой ноутбук и все.
Но тогда, в тот вечер, четыре года назад она почему-то думала, что он вот-вот и вернется. Только немного успокоится, остудит голову под мокрым, противным снегом. И все ждала, все прислушивалась, не открывается ли тихо входная дверь. Но дверь все не открывалась. В десять часов она почувствовала, что слабеет и еще противный липкий страх, какой бывает, когда надвигается что-то неотвратимое. Она вынула из холодильника бутылку шампанского…
Праздничный напиток с новогодними веселыми пузырьками привел ее в чувство и вернул уверенность в себе.
«Я и так долго терпела, — думала Червоная дама. — Я столько терпела! Я должна была сказать! Я просто высказалась!»
Думала она и о том, что сказал он ей. В чем упрекнул. Она его не любила? Как это не любила? Тогда — зачем? Все — зачем?
Они давно были вместе, с двадцати четырех лет… Он был застенчив и довольно не уверен в себе, а она была сильной, спортивной, напористой. Это ему нравилось. Они были почти одного роста и когда она надевала свои высокие каблуки (12 см.), то была намного выше. Встречаясь с ним, она эти туфли не надевала.
Перед тем, как пожениться, они встречались почти год. Он был влюблен больше, но и она привязалась к нему очень скоро. Без него ей было неуютно и скучно, с ним она чувствовала себя как бы на своем месте. Да и замуж было пора. Пора! Пора! — говорила мать. Так любовь это или не любовь? Она думала, что любовь. Да нет, это действительно была любовь.
Другое дело, сколько людей — столько любовей. Когда он рассказывал ей про себя, впускал в свой мир, открывал душу, она слушала, конечно, и была, вроде, внимательна, но ей было это неинтересно. Он был какой-то другой. Совсем другой. Как вообще-то и все. Это надо понимать, это надо принимать, как данность. Ей было интересно на общем их пространстве и только.
Вместе строили они свою жизнь, совместный добробыт: квартиру, дачу, фирму по продаже евроокон, родили и воспитали двоих хороших детей, хлопот-то было море. И все, все добросовестно тянула она с ее энергией, спортивностью, напористостью. И вот результат: сын в Штатах, дочь замужем и уже получила гринкарту на жительство в Канаде.
Их жизнь обеспечена, стабильна, здоровье еще не подводит. А ему все мало, все чего-то не хватает. «Любви! — подумала Червоная дама с яростью. — Любви ему не хватает! Все есть — птичьего молока нет!»
И вспомнила, что его любимый торт — Птичье молоко.
Понятно, не так уж она обабилась: продажа евроокон не была мечтой его жизни, да и дети никогда не занимали целиком. Но ведь это жизнь, да, это жизнь. Потом есть еще такая хорошая вещь, как хобби. Ему надо было просто найти для себя какое-то хобби.