Она взяла пустую уже чашку из-под кофе и швырнула на пол. Пол на кухне был кафельный и чашка тут же разбилась вдребезги, за ней полетело блюдце, декоративная тарелочка, в которую она обычно нарезала хлеб, ну а потом уже все остальное, что попадалось под руку.
Муж выключил газ и выскользнул из кухни, а она все швыряла на пол самые разные предметы. В какой-то момент она услышала, как тихо хлопнула входная дверь и щелкнул замок. Тогда она взяла веник и стала подметать пол, сгребая множество стеклянных осколков.
Она вынесла к мусоропроводу два ведра. И тут же забыла про Пашу. Ей не было его даже жаль. И вечером, когда она улеглась на их совместную широкую тахту, одна, она с особым удовольствием потянулась и минуту или две даже что-то напевала.
Бубновая дама сидела в пустой холодной будке и крутила в руках пудреницу. Нет, она совсем не жалела о Паше. Ни тогда, ни теперь. Но пора было возвращаться. Наверное, ее ждали. Ей даже показалось, что ее зовут.
Она машинально опять щелкнула пудреницей и глянула в зеркальце. Но то, что она там увидела на этот раз, заставило больно сжаться сердце.
Ведь увидела она там Митеньку, свою первую любовь.
Учились они в одном институте, на параллельных курсах, и любовь эта была с первого взгляда.
Он был тонкий, синеглазый, совсем мальчик, так и она была, понятное дело, девятнадцатилетней. Он ходил в рваных кроссовках и старой курточке. Это совсем его не заботило. Он всегда был веселый, от избытка этой веселости он мог вдруг обежать ее кругом или вспрыгнуть на парапет, если они шли по набережной. И походка у него была легкая, какая-то летящая. Он был балагур, а она застенчива и молчалива, но чувствовала себя с ним, как ни с кем, свободно. Только улыбалась на все его шутки, на все его приколы. И от ее улыбки он веселел еще больше. Он немного картавил, но и это в нем ей нравилось.
Весь день они были вместе, только на лекциях сидели в разных аудиториях, а так, в остальное время они и не разлучались. На переменах, в библиотеке, потом он провожал ее домой и засиживался допоздна, и после шел на работу. В соседнем городе у него оставалась больная мать, ему она помочь не могла, так что он все время работал: то ночным сторожем, то дворником, то кем-то еще. И она всегда удивлялась, когда же он спал? А он говорил: «На лекциях».
Ее мать все боялась, что между ними произойдет, что обычно происходит между парнем и девушкой, и когда они были у нее дома, то и дело входила в комнату — то за одним, то за другим.
Потом у него начались неприятности в институте… Ведь он все время спал на лекциях… Особенно зверствовал один преподаватель по кличке Сократ, ничего общего с великим философом не имевший, хоть и преподавал марксистско-ленинскую философию. Он все писал на него какие-то докладные… Митенька завалил один экзамен, потом второй… Как раз в это время стала сильнее болеть его мать… Деталей Бубновая дама уже не помнила. Помнила только, что Митеньке пришлось взять академический отпуск и срочно уехать.
Они договорились, что летом она к нему приедет и они поженятся. Между ними это давно было решено.
Пришло лето, она сдала все экзамены и стала собираться. Но тут мать и лучшая подруга стали ее уговаривать этого не делать.
— Ты всегда была обеспеченной, ты не представляешь, каково это — жить в бедности! — говорила мать.
— Он такой неприспособленный! — вторила ей лучшая подруга. — Жизнь пройдет, пока он чего-нибудь добьется. Куда нам спешить? Мы еще такие молодые!
Отец, как всегда, отмалчивался. Но скорее всего, поддерживал мать.
В конце июня Бубновая дама стала собирать чемодан. В июле этот чемодан все еще стоял открытым. В августе она его захлопнула и опять забросила на шкаф.
И Митенька, с его телефонными звонками и письмами, вот так же постепенно стал исчезать из ее жизни, пока не исчез совсем.
А ведь никогда ни к кому больше не было у нее такого чувства, как к Митеньке. Все ждала, все надеялась: придет, она еще так молода! Не пришло.
И вот теперь сидела Бубновая дама в пустом холодном домике, как в клетке, в совершенно непонятном для нее месте, и смотрела на Митеньку, отражавшегося в ее маленьком зеркальце с таким чувством, будто рассталась с ним вчера. И ее уже чуть подостывшее, подсушенное сердце разрывалось от любви и боли.
Мать любила ее самозабвенно, каждый Новый год дарила очередное двуспальное постельное белье, и молилась, все молилась за ее счастье, только бы ей было хорошо. Но что такое ее хорошо? Их хорошо? О своем «хорошо» каждый может знать только сам.
Умерла мать, и отец умер. Давно уже не видела она свою когда-то лучшую подругу, но слышала от людей, что ничего хорошего в ее жизни не произошло. Первый ее муж пил, и второй, вроде, тоже.