— Мы уже говорили. В городе нет запчастей и я понятия не имею, как его построить. Ты знаешь?
— Знаю принцип.
— Это и я знаю. От меня же сам узнал. Только нет возможности. Была бы…
— Все бы построили по ракете и свалили в космос. — закончил Витран и продолжал смотреть в окно. В его тоне заметно раздражение из-за безысходности. — А потом перегрызли бы друг друга, пока никто не видит…
— Ты хотел конкретно поговорить? — перебил отец.
— Да. Может, пришло то самое время.
— Какое? Не забивай голову тем, что тебе не обязательно знать.
Дергорт не ведал о скафандре и не мог понять некоего оптимизма сына.
— Знать надо всё сразу, или хотя бы иметь ввиду, а пользоваться и развивать только то, что в первую очередь необходимо. Это я знаю, отец, но на этом не улететь дальше щита.
— Живи столько, сколько сможешь прожить.
Витран в этот миг почувствовал некую ярость и холод в теле, которые пробежали от коры мозга до окончаний рук и ног. Он захотел покинуть этот город не потому, что это сделает его новым первопроходцем, а потому, что там снаружи есть шанс выжить. Эта стена, она не держит никого, но в подсознании любого жителя стена на её месте куда твёрже и неприступнее, чем на самом деле. Желание покорить пределы города и найти путь к звёздам. Что может быть фантастичнее, чем обречённость в этом городе.
— Я тоже когда-то хотел выбраться из города, твои дед и прадед и все в этом городе ощущают надвигающийся конец, но ничего не могут поделать. — перебил тишину отец.
— Любая стена воздвигнута разумными, а значит, когда-то не существовавшая, может быть снесена, разобрана в обратном процессе, какой бы ни была.
— Это тоже верно, но…
— Я тебя понял, отец. Мы тут сидим, как крысы в клетках, а толку нет. Даже крыс не осталось. Хорошо, что еда и вода до сих пор в изобилии.
— И заразы тоже не осталось.
— Я хочу найти путь к…
— К чему?
— К свободе.
На это отец лишь коротко вздохнул, посмотрев в окно, на этот большой город, который слишком мал, чтобы вместить в себя всё самое необходимое. Старая мысль, которой заразил его же отец, дед Витрана, снова на миг всплыла и Дергорт вспомнил, сколько раз пытался и как едва не погиб.
— За пределами щита смерть и только. — произнёс отец в очередной раз. — Ещё неизвестно, что под ногами. Может эта планета, как те из книг по астрономии, состоит из газов, а мы летаем по небу, по воле ветра. Что почти одно и тоже. Вечные странники звёзд.
— По воле ветра, но нас не укачивают ветра, когда основная часть корпуса ковчега за пределами щита и она не работает, как парус. Пыль за стеной улетела бы от любого ветра и не был бы такой жуткий туман с кислотой. Такое чувство, что мы давно умерли и оказались между мирами гитора. Ни начала, ни конца, ни возможности жить и лишь продолжение жизни сохраняет наше существование и рассудок, словно иллюзию. А если мы не выживем? Какой смысл гравитатору нас тут оставлять? Он же Хранитель жизни, а сам нас бросил умирать.
— Характер куётся годами, как и сталь, из которой впоследствии построен этот ковчег.
— А если мы уже мертвы?
— И да и нет.
— Это как? — не понял Витран, но тут же догадался.
— Это значит, что мы ещё пока что живы, но наше время уже отмерено неопределённостью, в которой конец неизбежен. Мы можем прожить ещё сотни лет, или погибнуть в любую минуту. Завтра может не наступить вовсе, а можем промучиться ещё сотню лет. С каждым новым днём пыли в городе становится больше. Сразу видно, что город погибает и щит не сдерживает всю заразу. Мы сами меняемся от её воздействия. Если её не убирать, то она забьёт все помещения и начнётся изменение атмосферы.
— Значит, щит слабеет и может рухнуть. Может… поищем скафандры?
— Мы много раз искали их и не находили. Брось. Если смерть принесёт холод, значит пекло Кроптуса-Каронтуса ты не почувствуешь.
— А если мы сгорим, то и могилу не зачем будет рыть. — добавил Витран.
— Хватит болтать о смерти. Ты даже не дорос до того момента, когда тело перестаёт расти. Сперва вырасти и найди работу, раз такой умный. Пошли со мной на работу. Будешь со мной город чистить. Будем воды и еды в два раза больше приносить.
— Нам разве их не хватает? И так часть еды пропадает и приходится выбрасывать.
— Можно не только пыль собирать, но и минералы добывать. Мало ли занятий в городе?
— Знаю. Суёшь гравитационный транспортёр в щит и проталкиваешь вглубь поля, собирая ту самую пыль, от которой мы избавляемся.
— Нет, там собираются камни и минералы в них, а пыль их покрывает.
— Почему тогда мы не переплавим руду и не построим корабли?
— Потому, что книг нет по строительству печей, а людям это не надо. Наших знаний не достаточно.
— Надо, да только не дойдут до этого.
— Понимаешь, все наши родители создали эту систему, которая наиболее проста и способная дать всем работу, возможность найти смысл в жизни и создать хоть какой-то устой в обществе. Если народ достигнет новой ступени развития, он сам возьмёт руду и превратит в инструменты. Пусть на это потратиться ближайшая тысяча лет, но они улетят с планеты и найдут новый мир. Если разрушить этот мир, то потребуется ещё больше времени, чтобы его восстановить. Может ради этих дней мы потратили тысячи лет на одно лишь осознание себя и мира вокруг. Сила воли ещё не основа сделать первый шаг. Желание должно прийти само и оно, как вдохновение или сила ветра в парусах, поднимет тебя и понесёт вперёд. Одни мы всё равно не сможем построить завод и собрать корабль.
Витран на миг замолчал, потому что не было смысла продолжать старые разговоры об одном и том же. Это значило, что он нашёл все решения задач, которые видели все в городе, но никто не мог увидеть большее в них. Даже псевдо гравитаторы со своими знаниями болтали в пустоту, что раздражало время от времени.
В голове Витрана всё равно созрела мысль о предстоящих делах и вопрос всплыл, как несколько лет назад.
— Откуда мы пришли и куда идём? — спросил Витран, вспомнив старую историю из старых книг. Поиски смысла во вселенной и жизни слабого существа.
— Мы пришли оттуда, откуда и все нашли предки, от своих родителей, а идём мы туда, куда направлялись наши предки, в светлое будущее. Это место, которое за границами нашего понимания, за пределом твоей эпохи, что отмеряет твою короткую и простую жизнь. Я думал, что ты это знаешь.
— Значит, мы в ловушке на этой мёртвой планете. Единственное светлое пятно в нашей жизни будет, когда мы сдохнем.
— Нет, мы в клетке, но из неё можно выбраться. Просто, никто не знает или нет достаточно сильного и совершенного человека, который смог бы сделать большее, чем мы. Когда придёт время, тогда и мы станем другими. Пока что ни хорошо, ни плохо. Лучше или хуже нынешней ситуации я пока не вижу.
— Смерть людей разве это хорошая ситуация?
— Это, как посмотреть. По природе это естественно, но умирать раньше положенного нет смысла, кроме неизбежности, которая заставляет это сделать.
— Даже ничего не имея и на волоске от смерти можно прожить дольше, чем со всеми возможностями и достижениями всего мира.
— Это точно. Только люди разные по укладу разума, хоть и одинаковые все до единого.
— Сколько ждать этого балбеса, который приведёт нас к тому, что мы даже понятия не имеем?
— Понятия не имею. — ответил отец и был прав, но ответ неверный.
— Это пустая болтовня иногда похожа на гравитационный транспортёр. Один добывает за километры от стены камни, а второй забирает отходы и вместе две реки образуют что-то третьей и такое же неприятное, но понятное растениям. Только они способны изменить и переработать грязь, превратившись в зелёные леса, поля и еду, которая не может быть клонирована, изменена и всегда останется естественной и простой. Всё это похоже на то, что пока мы тут старые мысли перетираем из поколения в поколение, новые люди присвоят наши достижения измышлений и будут жить вечно, а мы как были пустозвонами с возможностями, так и умрём пустыми, жалкими и неизвестными.
— На это я мог бы сказать многое, но эти новые люди пока что такие же, как и мы. Нечего брать и нет ничего нового. Так что, будем работать над новыми идеями, но пока нам придётся смириться с тем, что у нас есть. Мы не в силах быть выше гравитаторов. Только они подобны свету и гравитации. Только им дано знать и постигать. Только они могут летать. Мы можем выбрать одно из двух. Либо жить и стремиться, либо смириться, а там, сколько проживём, столько проживём.