– Известно… без матери… – пробормотал он чуть слышно, прилаживая замок.
– Не худо бы ее и дедушке иной раз приласкать, – тихо сказала Софья Михайловна.
– Не обижаю я ее. Пальцем ее в жизни не тронул. А приласкать… – он спешно бросал инструменты в ящик, – не умею… Получайте ваш замок. Готово. – И он быстро двинулся к двери, не взглянув на Софью Михайловну.
– Куда же вы, Яков Иванович? Спасибо! А вы мне еще про Васю не рассказали.
– Про Васю? – Яков Иванович остановился вполоборота. – Что же про Васю?.. Ничего парень. Хороший комсомолец, весь в отца, – прибавил он не без гордости.
– Ну, а дадите мне денег другой материи Катюшке купить?
– А куда я этот дену?.. Ну да ладно, покупайте, вам видней. Какой своей дочке, такой и ей. Денег сейчас дам.
И он вышел из комнаты.
Софья Михайловна уронила вязанье на колени и задумалась.
Срок сдачи рукописи в издательство приближался, и Леонтий Федорович, с помощью жены, работал вовсю. Часто Софье Михайловне приходилось весь день стучать на машинке, и тогда Наташа и ходила на рынок, и стряпала обед, благо еще не кончились каникулы. Готовить она еще умела плохо и, не желая мешать матери, обращалась за советом к Кате. Катя солидно объясняла ей сорта мяса и как варить гречневую кашу, чтобы она была рассыпчатой, и даже как обращаться с тестом.
– И откуда ты все это знаешь? – удивлялась Наташа.
– А я все приглядывалась, как старшие делают. Так и научилась.
Когда девочки готовили одновременно, в кухне обязательно вертелась и Люся. Работа шла в болтовне.
– Ну, ты! Барышня-белоручка! – сказала ей как-то Наташа. – Чем зря болтать, готовь-ка и ты обед. Мама придет, а у тебя все готово.
– А все и так готово, с вечера.
– Ну, готовь на завтра.
– А я не знаю что!
– Начисти картошки, – вступила в разговор Катя, – вон в той корзине ваша картошка. Положишь в воду, ей ничего не сделается, а все твоей маме меньше работы
– Ладно, уж за компанию – Люся соскочила с подоконника и взялась за картошку.
В дверь заглянул Яков Иванович.
– Ну-ну! Прямо фабрика-кухня, – пошутил он. – Катюшка, обед готов?
– Готов, дедушка.
– Идем есть.
Катя бережно взяла двумя тряпками дымящуюся кастрюлю.
– Наташа, не забудь свою кашу мешать, – деловито сказала она. – А ты, Люся, больно толсто кожуру срезаешь. Надо тоненько-тоненько, – прибавила она, уходя.
В первое же воскресенье, после того как Леонтий Федорович сдал работу, пошли в Русский музей. На этот раз пошла и Катя. Она узнала об этом еще накануне и вечером скачала Якову Ивановичу:
– Дедушка, я сейчас сготовлю обед на завтра, а ты сам разогреешь. Хорошо? А то мы с утра в музей пойдем… Можно?
Старый слесарь внимательно посмотрел на внучку. Она стояла потупясь и ждала.
– В музей? – переспросил он. – Ну, ну. – И он снова склонился над работой.
У Анны Николаевны были заранее взяты на этот день билеты в цирк, и Люся с ними не пошла. Зато пошла Софья Михайловна, – и для Кати это было двойным праздником. Леонтий Федорович был в ударе и говорил еще интереснее, чем обычно. Часто вставляла свои замечания и Софья Михайловна. Катя смотрела во все глаза, слушала во все уши и домой шла такая переполненная впечатлениями, что отвечала невпопад на веселую болтовню Наташи.
А дома ее ждала еще радость – приехал с практики Вася.
Катя очень любила брата, но видеть его приходилось редко, – он и учился, и работал, с трудом урывая иногда часок, чтобы проведать деда и сестренку. Лицом он очень походил на Катю – такой же светлоголовый, с такими же ясными голубыми глазами. И в характере было кое-что общее – внешнее спокойствие, сдержанность, но в нем не было и тени Катиной застенчивости и замкнутости. Он не смотрел на новое лицо исподлобья, как Катя, не робел и не замыкался в себе при чужих. Катя восхищалась братом и втайне завидовала его общительности и умению никогда не лезть за словом в карман.
Когда все вошли в прихожую, Вася сразу выскочил на голоса из комнаты Якова Ивановича.
– Здорово, сестренка!
– Вася!
Вася поднял Катю на руки и крепко поцеловал. Она обхватила руками его шею и прижалась к нему. Вася, не спуская Катю на пол, с улыбкой обратился к остальным.
– Как я рад познакомиться с вами! – говорил он, здороваясь. – И сразу хочу поблагодарить.
– За что? – в один голос спросили Наташа и ее родители.
– Да вот за нее. За дикарку мою. Мне дед уже рассказал, как вы шефство над ней взяли.
– Ну какое шефство? – засмеялся Леонтий Федорович.
В дверях появился Яков Иванович. Его глаза светились радостью.
«И любит же он своих внучат», – подумала Софья Михайловна.
– Вот интересно, – заговорил Вася, обращаясь к Леонтию Федоровичу, – как вы смотрите на дело? Вы читали сегодня газеты? Мы вот с дедом сейчас обсуждали… Вы не зайдете к нам? Поговорим!
– Охотно, – сказал Леонтий Федорович, заходя в комнату старого слесаря. Ему Вася сразу очень понравился.
Все уселись. Катя встала около Васи, обняв брата за плечи. Он обхватил ее рукой вокруг пояса.
– А я тут деда все журю, – сказал он. – Который месяц работает почти без выходных дней. И домой придет, все что-то ковыряется. Ведь не молоденький. Кому это нужно?
– Тебе, дурачку, – ухмыльнулся старый слесарь, – и Катюшке и ему. – Он указал на Леонтия Федоровича. – Всем нужно. Ленинграду. Всей стране. Я, брат, стреляный воробей, меня не проведешь. Не верю я немцу. Кто его знает, что у этого самого Гитлера на уме. Уши развешивать не к чему. Надо работать вовсю.
– Да кто же уши развешивает, дедушка?! – воскликнул Вася возмущенно. – Меня агитировать нечего, сам агитирую. А тебе все-таки и отдохнуть не грех. Потрудился на своем веку,
– Эх, молодо-зелено! – Старик кивнул головой на Васю. – Что ж что дед стар? А у деда голова, может, лучше твоей молодой работает. Все изобретаю. Все пробую… Вот хожу – и думаю. Лежу – и думаю. Ем – и думаю.
– Эх, дед, дед! Тебе бы смолоду образование получить, большой бы человек вышел.
– А я и сейчас не маленький, – спокойно ответил Яков Иванович, выбивая золу из своей почерневшей трубки. – Сколько я ребят на своем веку слесарному делу обучил, и сам счет потерял.