Это был ее бывший, тот самый, что ушел к разбитной соседке, растоптав чувства девушки.
– Ерофеев, тебе чего?
Лиза передернула плечами, оперлась о дверной косяк, ей не верилось, что она когда-то могла любить этого…этого смутно напоминающего особь мужского пола субъекта.
А ведь она совсем недавно лила горькие слезы, пропитывая ими подушку, проклиная соседку Варю и кобеля Ерофеева, который променял ее любовь на четвертый размер Ивановой.
– Дьявол, Лиза, я не верю своим глазам, да ты красотка. Ты где была? Операцию делала? Покрасилась? Выглядишь шикарно.
Странные умозаключения о том, где Лиза была, вызвали больше неприязни, чем приятное чувство от сказанного комплимента.
Ерофеев расправил плечи, принял свободную позу, он делал так всегда в начале их знакомства, когда хотел понравиться. Но сейчас это было так нелепо, неуместно и противно.
– Так что ты хотел?
– Лиз, тут такое дело, ты моя последняя надежда. Черт, а ты реально похорошела, может, мне бросить Варьку и приударить за тобой?
Лиза чувствовала, как липкий взгляд ее бывшего парня скользит по ее голым ногам, груди, соскам, что просвечивали через тонкую ткань белой футболки. Хотелось прикрыться, спрятаться, потому что никому не дозволено смотреть на нее кроме них . Лиза сжала кулак, гнев и злоба начинали закручиваться внутри воронкой смерча.
Поймала себя на этой мысли, что хочет ударить его, сделала шаг назад, скрестила руки на груди.
– Дальше.
– Что дальше? Не понял?
– Егор, ты всегда отличался сообразительностью, но я смотрю, что тупость прогрессирует. А я тебе говорила, что для расширения словарного запаса нужно читать книги. Так что там про последнюю надежду?
– Это ты сейчас так троллишь меня? Да? За то, что ты же и бросила, что ты отказалась от наших отношений?
Ерофеев капризно скривил губы, часто задышал, раздувая ноздри.
– А напомни мне, это произошло после того, как твой член застрял в вагине соседки Варвары? Или после того, как ты облил меня дерьмом, что вытекало из твоего поганого рта потоком слов, о том, какая я простая и несексуальная?
Лиза сказала каждое слово уверенно, глядя в лицо и наглые глаза Ерофеева, могла еще плюнуть, но не стала так низко опускаться, до уровня быдла.
– А, ты ревнуешь, точно, потому что все еще любишь меня, да, Лизка?
Это была последняя капля, натянутая до предела внутренняя струна нерва лопнула, рука резко поднялась, звук пощечины эхом разнесся по подъезду.
– Чтоб я тебя, твари, больше никогда не видела у этой двери, а встретишь меня на улице, переходи дорогу, потому что следующий удар будет коленом по тому месту, которое у тебя называется яйцами.
Лиза не стала дожидаться реакции, слушать еще более обидные слова, хлопнула перед носом ничего не понимающего Ерохина дверью, закрылась на два оборота, быстро прошла на кухню, встала у окна.
За ним вовсю гуляло лето, яркая листва, детский смех, дурманящий запах цветущей сирени и голубое небо, а у девушки на душе арктические льды и черная тоска.
Лиза скучала по ним .
Так глубоко безнадежно и открыто, что хотелось выть в голос, а чаще лечь, заснуть и проснуться уже в том диком лесу, полном звуков и странных растений.
Зажала рот рукой, сдерживая всхлип, и вновь накатили слезы, которые уже обжигали щеки. Она скучала. Нет, тосковала по своим трем дикарям, сама не понимая, как так получилось и отчего болит душа.
Налила трясущимися руками воды из кувшина в стакан, выпила его залпом, но тут же желудок дал ответный спазм. Лиза едва успела добежать до раковины, ее вырвало водой, а потом желчью. Руки тряслись, пульс зашкаливал, на лбу выступила испарина.
Это повторилось уже третий раз, вчера утром ее рвало два раза. Открыв воду, умылась, но рука так и застыла под струей ледяной воды. Лиза села на край ванны, положила другую руку на живот и начала вспоминать, какое сегодня число. Прошла в коридор, встала у висящего на стене календаря, провела пальцами по цифрам.
Значит, четырнадцатого мая она упала в обморок, плюс две недели, Лизу выписали через одиннадцать дней после того, как она пришла в себя, а сегодня восемнадцатое.
Выходит, если учесть, что последняя менструация у нее закончилась в начале мая, то задержка больше двух недель. И получается, срок –примерно три недели.
Развернулась к зеркалу, задрала футболку, потрогала плоский живот, затем грудь, прикосновения были болезненные, а сама грудь казалась чуть больше. Встала боком, вновь ощупала себя. Ей не с чем было сравнивать ощущения, Лиза никогда не была беременна, все познания о симптомах взяты из примитивных знаний.