— Давай, — покорился Невдогад: по черному от нагара всходу уже бежали дружинники.
Десяток Ласа оказался тем самым, который нынче днем нес караул в передней кремля. Бежавший первым рослый молодец с мягкой русой бородой, лет едва за двадцать, обхватил Упряма за плечи:
— Живы? Целы?
— Вроде да.
— Тебя не задели?
Невдогад мотнул головой.
— Остался еще кто?
— Нет, только трупы.
— Хват, Карась, наверх! — крикнул дружинник через плечо. — Прыгун, Ослух, Неяда — осмотреться здесь! Меня Ласом зовут, — обратился он к отрокам. — Тебя, Упрям, помню, а ты, выходит, тот самый Невдогад?
Утвердительный кивок.
— Останови людей, Лас, — попросил ученик чародея. — Без меня и Невдогада пусть никуда не суются, а то покалечатся еще. Невдогад, дружище, покажи стражникам, какие тут еще гостинцы остались, а я внизу буду. Идем со мной, Лас.
На нижнем жилье царил полный беспорядок, но, к счастью, не разгром: переломать налетчики почти ничего не успели, только пораскидали да поопрокидывали. Упрям не без удовольствия отметил, что сработали почти все ловушки. Все, что должно было упасть на головы врагам, упало, все, что должно было ударить по ногам, ударило. Один из нападавших, человек, так и лежал у стены с раскровавленным носом, постанывая: наступил на подпиленную половицу.
— Связать, — коротко бросил Лас.
Того, что в кладовой угодил в силок, свои вытащили, а вот навь, ворошивший тряпье в сундуке, так и валялся, не успев перерубить железную цепь, которой к днищу сундука был прикреплен капкан. Упрям не сразу понял, что его смущает, потом догадался: а с чего бы болотнику мертвым быть? Лапе его, конечно, солоно пришлось, но в остальном-то цел, навряд ли свои добили.
— Этот должен быть живым, — сказал он Ласу.
За навя взялись. Несколько мгновений тот ловко прикидывался мертвым, но, когда капкан сняли, взвился на ноги, схватил нож, огреб щитом по морде и утих. Скрутили его, бросили рядом с первым.
Лас только охал и причмокивал, осматривая поле боя. Два отрока против такой силищи — и победили, да с каким счетом: четырнадцать трупов! Шестеро человек и восемь навей, да еще двое пленных!
— Мы пятерых стоптали, — сообщил он. — Но несколько, я видел, ушли. Ай, молодцы вы, мальцы, — охранный десяток втрое переплюнули! Но где же сам Наум?
— Болен и слаб, — коротко ответил Упрям. — Пришлось его спрятать понадежнее.
— Чарами?
— Чарами, — согласился Упрям.
— Мудро, мудро. Слов нет — молодцы вы, герои!..
Ученик чародея слушал похвалы вполуха. Возбуждение боя прошло, и он обнаружил, что валится с ног от усталости, а веки так и норовят сомкнуться — особенно почему-то левое. Глядя на десятника одним глазом, он сказал:
— Извини, Лас, я притомился. С утра на ногах…
— Понимаю. Сейчас все сделаем.
Дружинники вынесли трупы и заняли указанные Ласом посты. Невдогад так и застрял на среднем жилье, стараясь не мозолить воинам глаза. Поднявшись, Упрям сказал ему, не сдерживая зевоту:
— Все на сегодня, пора отдыхать. Спать можешь в гостевом.
— Я… лучше с тобой, — помявшись, сказал Невдогад. — Спокойнее будет.
Упрям пожал плечами:
— Айда.
Ни разбирать постель, ни раздеваться он не стал, скинул обувь, стянул кольчугу, а ножны с мечом поставил у изголовья — достаточно руку протянуть (хотя он чувствовал: случись что в остаток ночи, проснется он навряд ли). Невдогад, по требованию хозяина ополоснувший лицо, без спроса скользнул к стене, сечку в ножнах положил под боком. Поглубже натянул малахай и замер.
Упрям готов был провалиться в сон, еще не донеся головы до подушки, но тут Невдогада потянуло на разговор.
— Упрям! — позвал он страшным шепотом.
— М-м?
— Так ты все-таки догадался или нет?
— А щем?..
— Обо мне.
— М-м…
— Так не бывает. Либо ты знаешь, либо нет. Ну, или подозреваешь, но сомневаешься. Но уж никак не твое «вроде да».
— Хр-р…
День второй
Проснулся он поздно, солнце давно уже встало над лесом, на смену свежести весеннего утра накатывала дневная жара. Было слышно, как суетятся дружинники, наводя порядок. Простучали по дороге копыта — несколько всадников покинули башню.
Упрям стоял у окна, невидяще глядя на далекий окоем. Ему было тоскливо. Вчерашний день, насыщенный событиями, казался жутким сном, но он хорошо понимал: нельзя себя обманывать. Все было наяву. И настало первое утро, когда не нужно идти к Науму за уроком, утро, в которое все будет по-другому. Потому что изменилась вся жизнь. Резко и неотвратимо.
Он оглянулся на Невдогада и поразился: неужели этот самый малец, по-девичьи хрупкий, по-детски нахальный, вчера так уверенно и хладнокровно крушил навей и людей? Неужели это он прыгнул через ступени и вырвал Упряма из лап смерти, раскидав врагов, точно котят? Да полно!..
Точно почуяв пристальный взгляд, Невдогад открыл ничуть не заспанные глаза, нахмурился и спросил:
— Так догадался или нет?
Тьфу, пропасть! В чем тут можно сомневаться? Этот «малец» и без меча в домовину вгонит…
— Слушай, ты способен ясно задать вопрос? Или ответить мне: о чем я должен догадаться?
— Да ни о чем, собственно, не нужно. Ладно, так спрошу, кто я?
— Эвона тебя как, — опешил Упрям. — Неужто начисто память отшибло? Погоди, а я же помню, какое зелье Наум тогда знахарю от похожей напасти посылал. Ты не бойся, мы тебя вылечим.
— Меня не надо лечить! — подозрительно высоким голосом крикнул Невдогад, опомнившись, боязливо оглянулся на дверь и прошипел: — И злить меня не надо. Просто скажи: кто я?
— Ну… Невдогад. Из дому бежал, в кремле начудил… Но главное — друг мой, товарищ по оружию, а больше меня ничего не волнует.
Паренек пристально всмотрелся в лицо Упряма и, не найдя того, что опасался увидеть, расслабился.
— Вот и хорошо. Все остальное неважно. А ты чего у окна топчешься?
— Тоскую.
— Ну и дурак. Дело делать надо.
— Не обзывайся, а то за уши оттаскаю. Ясно, что дело делать, да за что хвататься-то — поди придумай. Вон их сколь, делов-то…
— Чтобы за уши оттаскать, сперва поймай. Эх, вот сразу видно, что не привык человек головой работать. Так и быть, сейчас научу. Садись и слушай. — Мальчишка уселся на кровати, по-булгарски скрестив ноги и упершись ладонями в колени; ученик чародея остался стоять, но это не смутило Невдогада. — Наука, сказать по правде, не ахти какая сложная. Суть ее в том, чтобы дела распределять по важности. Если говорить боярскими словесами, то дела бывают, во— первых, перворядные, во-вторых, зело спешные, в-третьих, другорядные и, наконец, в-четвертых, «какие-растакие к лешему». Вот ты давай говори, что нам сделать нужно, а я буду пальцы загибать.
— Это ты себе хорошую работу придумал, — усмехнулся Упрям. — Ну ладно, загибай. Значит, надо Наума найти.
— Это раз, — загнул палец Невдогад. — И дело — зело спешное.
— Ворога отыскать…
— Это два. Зело спешное.
— Княжну Василису найти.
Три. Ну, это, сказать по совести, и не дело, а пустяк. Это мы сразу к другорядным отнесем.
— Почему еще? — удивился Упрям.
— Потому что с этим ты справишься — моргнуть не успеешь.
— А если не выйдет быстро? Время-то идет…
— Именно что идет! И нам его ради Василисы терять ну никак нельзя! Ты не спорь, я знаю, что говорю. Вот, например, сумеешь ли рассудить, что у нас перворядное будет: найти Наума или ворога?
— Наума, конечно!
— Вот и нет. Ибо, найдя его, ворога не обязательно отыщем, а вот если поймем, кто враг, будем знать, что в башне без тебя произошло; будем знать это — почти наверняка поймем, где Наума искать. Ну как, разумно?
— Да вроде… — почесал в затылке Упрям.
— Вот видишь, как я все по полочкам раскладываю? Сам намедни говорил: государственный ум. Вот и не спорь. Княжна дальше, чем есть не уйдет.
— Это если она сбежала, — вставил Упрям. — А если похищена?