Мальчика звали экзотично- Папитату, но не потому, что его папой был африканец (кто его папа, не знала даже мама), а потому, что вследствие плохих зубов и трудного детства он говорил так ужасно неразборчиво, что понимать его могли только натренированные. В раннем детстве он играл с мамкой и разными папками в карты, и каждый раз была ставка - пятак. Игры были единственным семейным удовольствием, поэтому, когда взрослые появлялись на пороге, пацан радостно вопил "Па-пи-та-ту!" (то есть по пятаку) и тасовал колоду. Затем идиллия кончилась, мать посадили за кражу в Гостином Дворе бумажника у пьяного финна, комнату отдали многодетным соседям, а Папитату определили в детский дом, из которого он, к огромной радости и облегчению воспитателей, сбежал через два месяца. На улицу. В подвал дома в центре города.
Очень быстро Папитату стал старшим в группе таких же беспризорников, отчитывался перед районными бригадирами и нес ответственность за малышню, учил товарищей оказывать первую помощь при передозировке клеем и даже завел себе подругу, но спать с ней боялся, потому что читал газеты и все знал про сифилис и СПИД.
В подвале сидели человек восемь таких же замур-занных, как Папитату, пацанов - они солидно расселись на трубе. Юра обошел ребят и с каждым уважительно поздоровался за руку.
- Ну как дела? Доходы? Расходы?
- Ках фсевда, рашходы пъевыфают доходы, - важно сказал Папитату. Потапова аж рот разинула и чуть не села рядом с ними, но вовремя спохватилась плащ-то светлый!
- У Крокуса что? В порядке?
- У ментов Крокус, - мрачно пожаловались Юре ребята.
И хором, перебивая друг друга, рассказали, что Крокус совсем обнаглел, нанюхался прямо на глазах изумленной публики на пороге ателье "Лена", в карманах у него была травка, да ладно бы своя - передавал их товар Шупене, теперь ни товара, ни... тютю. Но Шупеня пострадал больше, и Крокуса не особо жаль...
Юра задумался.
- С Шупеней понятно. Он жадный, а жадность фраера погубит... "А вот Крокуса выручать нужно. Он балбес, конечно, но свой же чувак, в ментовке не сахар, а у Крокуса почки больные, помнят же все, как он зимой ссался кровью и не мог сдержаться...
Пацаны помолчали.
- Ну ладно, я к вам, собственно, по иному поводу, - сменил интонацию и набор слов сыщик. - Тут вот какое дело...
Семкин тихонько обнял Шурочку за плечи и вывел наверх- пошел мужской разговор, в котором даме принимать участие было не обязательно...
* * *
Через несколько минут к Шуре вышел Папитату и сообщил, что на его территории "все шисто", а если бы и было что-то подозрительное, то они, пацанва его, точно бы все знали, он, конечно, спросит на всякий случай у бригадира своего, нет ли какой дополнительной информации, но это только к вечеру или к завтрашнему утру будет ясно, а сейчас - ничего. Точно.
Затем появился Юра, взял у Шуры пятьдесят рублей, пошарил по карманам там была россыпь сигарет без фильтра, - зажал в кулаке гонорар и еще раз спустился к ребятам. Попрощаться и, наверное, дать ценные указания.
Шура попыталась заглушить первое разочарование. Наверное, отрицательный результат - тоже результат, раз на этой территории ответ не получен, значит, одним пустым квадратом меньше, нужно двигаться дальше, дальше искать.
Несмотря на подвальную вонь, которая заглушила нежный парфюм (и теперь от плаща, рук и волос откровенно пахло помойкой), Шура поняла вдруг, как сильно она проголодалась. Не обращая внимания на спутников, девушка рванулась к киоску со шведскими и датскими сосисками и быстро-быстро проглотила один датский хот-дог с солеными огурцами, ломтиками лука, кетчупом и горчицей. Ох, как вкусно. Только затянувшись после перекуса сигаретой, Шура огляделась, ища своих спутников.
Юра и Семкин стояли на противоположной стороне улицы и подавали Шуре какие-то странные знаки руками. Вроде звали к себе, но намекали, что она должна приблизиться к ним незаметно и вести себя как посторонняя. В руках друзей было по бутылке пива.
Шура перешла дорогу и пошла за парочкой на приличном расстоянии, и только за вторым углом, куда сыщики повернули, троица воссоединилась. Семкин выглядел непривычно веселым, а сыщик
Юра - удовлетворенным. "Странно", - подумала Шура.
Следующим пунктом деловой прогулки был намечен вокзал. Туда сыщики добирались тоже почему-то сложно и нестандартно, но Шуре просто не хотелось спорить с опытными людьми: почему бы не уважать чужую мнительность. Объяснять Юре- да кому он нужен?! - глупо, тем более она сама человека впервые видит и не может составить о нем точного мнения.
На лестнице у входа в Московский вокзал Юра очень сердечно обнялся с нищим, который пел неторопливую песню про несчастных голодных детей, собирая гроши сострадательных пассажиров и провожающих в перевернутую шляпу-"пирожок". Шура уже знала, что гонорар будет выплачиваться из ее кошелька, и на всякий случай приготовила купюры помельче - все-таки мужик один, а ребят было человек восемь. Зачем одному целый полтинник?
На автовокзале сыщик повел уборщицу туалетов Баею (дам на пороге туалета представили друг другу) в буфет, и Бася, давясь сосисками, долго жаловалась мужчинам, какой кобель ее нынешний сожитель, вчера так шандарахнул по ноге - ладно бы за дело, а ведь ни за что ни про что, - что сегодня она совершенно нетрудоспособный элемент и, по-хорошему, должна выпить, просто имеет на это все законные основания. По делу Бася, разумеется, ничего сказать не могла, но почему-то все время благодарила Юру за помощь и поддержку, оказанную им когда-то в трудную минуту. Видимо, трудных минут у Баси в жизни было немало.
- Постойте, товарищи, - сказала Семкину и Юре Шура Потапова, когда они в третий раз проезжали мимо здания родной редакции. - Давайте остановимся на минуточку, и вы, - она решительно ткнула пальцем в нерешительного Семкина, зайдете и попросите ребят отсканировать снимок Паши Снегирева. Вы ведь никому даже фото не предъявляете, как же мы его найдем-то?!!
Юра, конечно, фыркнул, но из природной вежливости не стал делать девушке замечаний. Пока ждали на крыльце Семкина, выпили по бутылке "Балтики", Шура - светлую No 3, а Юра - "девяточку"...
- Куда дальше?
Юра наморщил лоб, восстанавливая сложный план поисков.
- Надо с экскурсоводами побеседовать. И фото, - он посмотрел на Шуру, как способную ученицу, - фото тоже им продемонстрируем...
* * *
У Гостиного Двора рассосалась толпа желающих приобрести билетики, чтобы осмотреть красоты окрестностей Санкт-Петербурга, а уже осчастливленные путешествием пассажиры устало выгружались из автобусов.
Сыщик нашел своего знакомого - слегка сумасшедшего экскурсовода Веничку, которого Шура тоже случайно знала.
Однажды она попала именно на его экскурсию, когда они с Лешей ездили в Гатчину, а на электричке трястись не хотелось, и они поехали с экскурсионным маршрутом от "гостинки". Всю дорогу этот попугаистый, рыжеволосый, нелепо и не по возрасту одетый мужчинка раздражал публику торопливо-бессвязными комментариями. "Вот это здание архитектора Росси, когда он там в своей Италии немного поковырялся, он приехал в Россию и стал здесь выражаться... Самовыражаться. И мы все это наблюдаем- посмотрите, какая прелесть справа". И так без умолку. Леша с Шурой громко ржали, болтали о своем, не обращая внимания на странного экскурсовода, но потом им сделала замечание надзирательница (парочка ехала в автобусе со школьниками), и Леша попытался было поспорить с ней, но виновник раздора как-то очень жалостливо и кисло сказал в микрофон: "Друзья, я не призываю вас к тому, чтобы вы меня слушали, я просто прошу вас говорить чуть тише, вдруг кому-нибудь интересно, о чем я здесь болтаю..."
Теперь этот огненный мужчинка, Веничка, разглядывал отсканированный снимок- фото Саши Снегирева - и торопливо уверял собеседников, что память зрительная у него развита необычайно, стоит только один раз взглянуть на человека, и все - он запал в память на веки вечные, что глаз у него алмаз, но с этой памятью мука страшная, он даже и не представляет, что делать с такими уникальными способностями, сколько людей ежедневно мимо него проходят - и все, абсолютно все без исключения, попадают в сейф памяти Вени и хранятся в нем, каждый на своей полочке.