Забралась на пассажирское сиденье и уставилась на приборную панель, желая появления хоть какой-нибудь идеи. Что-то более продуктивное, чем сидеть и ждать заката и обещанного телефонного звонка от Руфуса.
Слежка за телефонной будкой казалась хорошей мыслью. Это помешает кому бы то ни было добраться сюда первым и устроить ловушку — если он все-таки позвонит. Я хотела доверять Руфусу; его Триада просто реагировала на имеющуюся информацию. Их лидера похитили. Они должны были вернуть его любой ценой. Мне понятна такая слепая преданность.
— Твоего друга здесь нет? — уточнил Алекс.
— Нет, его нет.
— Ну и что теперь?
Пришло время сделать ту вещь, которую я избегала — отправиться туда, куда не хотела идти без Вайята. Это могло освежить мою память, и мне хотелось, чтобы Вайят был там, когда это произойдет. Он поймет, даже если я не буду вдаваться в подробности. Алексу — благослови его невинное сердечко — нужно было всё разжевывать. Но как бы сильно ни ненавидела поход в то место, я не могла просто сидеть на заднице четыре часа до заката.
— Мы поедем дальше на юг, — проговорила я. — За рекой Анжан следуй по железнодорожным путям к Ист-Сайду.
— Что там такое? — Алекс переключил передачу, и машина тронулась.
— Заброшенная железнодорожная станция. Именно там я и умерла.
* * * * *
— Так как же стать охотником на Падших? — спросил Алекс.
Ни один из нас не произнес ни слова за те десять минут, которые потребовались, чтобы добраться до Ист-Сайда, и его вопрос прозвучал неожиданно. Я могла только представить, что творилось в его голове.
— Нас вербуют, как и везде.
— Не совсем как везде. Вы точно не можете установить стенд в День карьеры.
Я хихикнула:
— Мы, как правило, занимаемся вербовкой в центрах содержания несовершеннолетних и детских домах.
— Серьезно? — Он крепче сжал руль руками.
— Как укус вампира. Хотя рекрутеры не носят костюмы и не просят рекомендаций. Они ищут детей, которые нуждаются в наставлении, детей, которых можно обучить убивать.
— Ты говоришь так, будто это нормально.
— Нормальность относительна. Когда Бастиан завербовал меня, мне исполнилось восемнадцать, и моей самой большой целью в то время было избежать взрослого тюремного заключения за взлом с проникновением.
— В чей дом ты вломилась?
— Парня, который управлял центром содержания несовершеннолетних Макмануса. Тот, в котором я прожила большую часть своих подростковых лет.
— Зачем ты вломилась в его дом?
— Чтобы выбить из него всё дерьмо. Расплата за то, что пару раз он избил меня до полусмерти.
Руль скрипнул, костяшки пальцев Алекса побелели. Он уставился на дорогу впереди, его плечи напряглись.
— И детей-сирот?
— Никто не будет скучать по нам, когда мы умрем.
— Очевидно, кому-то было не всё равно, когда ты умерла.
— Я имела в виду тренировочный лагерь.
— Что это такое?
Я с силой выдохнула сквозь зубы, радуясь, что мы уже почти добрались до вокзала, чтобы разговор можно было закончить.
— Они не просто дают нам в руки нож и приказывают убивать, Алекс. Сначала мы должны выжить в учебном лагере. Те, кто выживут, становятся охотниками.
— И это законно?
— Возможно, нет, но это необходимо. Почему, думаешь, никогда не слышал о нас до сегодняшнего дня?
— А что насчёт Вайята?
— Он определенно слышал о нас до сегодняшнего дня.
— Он ведь твой куратор, верно? — спросил Алекс с просочившимся в его словах раздражением. — Они проходят тренировочный лагерь?
Я приоткрыла рот. Вопрос, над которым никогда не задумывалась в течение четырех лет. Кураторы знали, что делают; не моё дело спрашивать, как они этому научились. — Я уверена, что у них есть свои требования к обучению. Думай об охотниках, как о призёрах, а о кураторах, как о тренерах.
— Одни из лучших тренеров — бывшие игроки.
Я пожала плечами.
— Если кто-то из кураторов бывшие охотники, никто об этом не говорит. Мы делаем свою работу, спасаем жизни, конец истории.
— Хорошо.
Вокруг станции росли зеленые деревья с весенней листвой. Там было пустынно и одиноко — идеальное место для похищения. Десятифутовая ограда из звеньев выстроилась по периметру, но замок уже давно исчез. Алекс проехал по пустой, потрескавшейся парковке, заросшей травой и одуванчиками. Линии разметки исчезли, оставив после себя море серого асфальта и почти ничего больше.
Сама станция была высотой в два этажа — старомодный остроконечный стиль с облупившимися красными стенами и белой отделкой. Доски закрывали окна, долго лишённые стекла. Детские граффити были отмечены десятками подростковых дерзостей и посвящений. Платформа в задней части, обращенная к рельсам, была искорежена и испорчена и, вероятно, прогнила в дюжине мест. Пахло горючим и гнилью.
Алекс припарковался рядом со зданием. Выключил двигатель и потянулся к ручке двери. Я положила руку ему на плечо.
— Дай мне пять минут, — попросила я. — Если не выйду, хочу, чтобы ты уехал, как летучая мышь из ада. Ты понимаешь?
Казалось, он готов был возразить. Вместо этого кивнул.
Достала из багажника монтировку — самое близкое к оружию, из того что у меня имелось. Избегая платформы и потенциальной опасности падения с неё, я решила зайти через задний ход. На двери висел новенький замок. Он свободно болтался на петлях. Провела пальцем по его поверхности — без пыли. Там кто-то был. Мое сердце бешено колотилось, я хотела, чтобы оно замедлилось. Хотела предупредить Алекса, но любопытство заставило меня войти внутрь.
Ручка повернулась без скрипа и протеста. Петли были смазаны маслом. Густые запахи пыли удивили меня. Мой нос дернулся. Захотелось чихнуть. Я зажала нос, чтобы этого не произошло.
Вестибюль был пуст, освещенный щелями в заколоченных окнах. Пыльный пол пестрел следами и пятнами, все они вели мимо рядов стеклянных билетных касс к задней двери с надписью «персонал». Я на цыпочках направилась к ней, следуя по тропе, тихо, как мертвец. Дерево скрипело, но не под ногами. Где-то ниже.
У двери остановилась и прислушалась. Ни голосов, ни шагов. Моя рука болела, и я крепче схватилась за монтировку. Это помогло, но мое сердце всё ещё стучало, как пулеметный огонь. Мне нужен Вайят — его пистолет, его храбрость и его силы. Я был слаба в теле Чалис и презирала себя за это, но должна двигаться вперёд. Если уйду или потерплю неудачу, Вайят может умереть. Независимо от того, что Товин потребовал от него позже, я не могла нести ответственность за его смерть. Никто другой, о ком я заботилась, не умрёт раньше меня.
Дверная ручка слегка скрипнула, и петли отозвались эхом. Справа стояли билетные кассы, давно пустые, без стёкол. Слева находилась лестница, которая спускалась к далекому источнику света. Старое, серое дерево выглядело громким и опасным, но другого пути вниз у меня не было. Опуская по одной ноге за раз, я спустилась на три ступеньки, прежде чем одна из них скрипнула.
Застыла. Движения внизу нет. Никаких криков и предупреждений. Нужно продолжать идти, мои пять минут быстро заканчивались. Еще три ступеньки вниз. В поле зрения появился узкий, тускло освещенный коридор. Две голые лампочки висели в сломанных светильниках в десяти футах друг от друга.
Никакого чувства дежавю. Ощущение узнавания не наполняло меня и не выворачивало наизнанку. Руфус сказал, что меня держали здесь, но я этого не помню — вероятно, потому что находилась без сознания во время спуска и, конечно же, была мертва во время подъема. Мне нужно найти комнату, в которой меня держали.
Воздух изменился. Я почувствовала это слишком поздно, чтобы увернуться. Холодное тело врезалось мне в плечи, а не в спину. Присев, я согнулась, и тело пролетело надо мной. Оно ударилась о стену с глухим стуком и болезненным визгом. Я сидела на корточках, опираясь на левую руку, а в правой держала монтировку, в то время как вампир выпрямился со сверхъестественной легкостью и вскочил на ноги.