Но уши мои плохо слышали слова их, от избиений я почти оглох. Глаза мои были залиты кровью, когда я лежал на полу, и она текла из носа и рта, и я плохо видел. На ногах держаться я уже не мог. Меня удерживали двое палачей, пока третий издевался, но боли я не чувствовал. Только внутри как будто что-то обрывалось и оседало. Тело моё оцепенело, и хотя бы на куски меня разрывали, мне было всё равно…
Потом уж не помню, как меня вели куда-то, но, чуял, открыли в темноте дверь; пахнуло сырым, холодным воздухом погреба, и меня толкнули туда, как в бездну. И всё было смутно, как во сне.
Меня ударили каблуком или прикладом винтовки в поясницу так сильно, что я полетел кувырком и уткнулся прямо в колючую проволоку. Руки были простёрты, поэтому они и лицо пострадали больше всего. С трудом выпутался я из проволоки. У самой двери в этой тёмной яме нащупал клочок каменного пола, свободного от колючей проволоки, но он был так мал, что можно было только стоять или сидеть, скорчившись. Меня так сильно клонило ко сну, что я не мог больше бороться. В подвале было мокро и холодно, как в леднике, но мне было всё равно. Я устроился на корточках у двери, на каменной плите или ступени. Места было так мало, что чуть наклонишься — и уже лезет в лицо и колет тело колючая проволока. Я обхватил колена руками, зажав пальцы меж пальцами, чтобы сидя не клониться назад, но пальцы выскальзывали. Я потрогал — рука была в крови, и я нащупал большую рану между большим и указательным пальцем. Я подумал, что большой палец совсем отвалился, но он ещё держался, а боли я не чувствовал. Тело моё не испытывало боли. Кровь лилась со лба на глаза и губы. Я вытер руки о куртку, а рану прижал к губам. Меня клонило в сон. Я свесил голову к коленям и сразу же погрузился в глубокое забытьё…
И вижу себя во сне, как наяву: я арестован и нахожусь там же, около помещения ГПУ, но в садике, а не в подвале. Вокруг меня, в отдалении — собаки, они зорко караулят меня, как часовые. Я сознавал, что арестован и надо бежать отсюда. Но только я пытался сделать шаг, как собаки тотчас же забегали вперёд и, скаля зубы, не пускали дальше.
Вот, думаю, какие хитрые и учёные, не уйдёшь от них.
Вдруг собаки превратились в чекистов с винтовками. Берут они меня и ведут в помещение. Там сидят и стоят те же палачи и мучители, коих я уже знал, а посреди помещения — большая яма, метра три в диаметре, и покрыта рыбачьей сетью. Я ужаснулся, увидев эту яму и догадавшись, что мне предстоит плохое. Один из чекистов грозно закричал: «Полезай-ка туда, в яму!»
Боже мой, как страшно было туда лезть! Яма глубокая, чёрная… Подняли сеть, и я стал спускаться, Внизу — просторно. Какая-то мгла, как в густом тумане в лунную ночь, хотя и видно кругом. Я спустился на дно ямы, ожидая чего-то ужасного. Так оно и случилось! Из мглы появилось страшное чудовище: зверь, подобный косматой обезьяне, ростом с человека. Страшная пасть с клыками, глаза свирепые… Раскрыв пасть и рыча, зверь медленно шёл на меня. Я оцепенел от ужаса, и волосы зашевелились на моей голове. За ним появились ещё три чудовища, одно страшнее другого, и все разные. Последнее было наистрашнейшим: подобно змею с головой крокодила, но змею невероятной толщины, вспухшему от жира. Раскрыв пасть, он грозно шипел и лез на меня. Такой ужас наяву я пережить был бы не в силах. Холод полз по моему телу, и пот выступал от страха… Когда чудовище приблизилось, я закричал, взывая к Богу о помощи, бросился прямо на чудовище, зная, что Бог даст мне силу его победить. Всё исчезло, и я как победитель стоял посреди ямы… Слышу: мне велят вылезти из ямы. Я стал подниматься по какой-то незримой, качающейся лесенке и когда уже совсем добрался доверху, вдруг мне прямо в глаза бросили золы. Я едва вылез и еле отдышался от золы, ибо мне не только глаза, но и всё дыхание запорошило. Когда я отдышался, меня спросили: «Ну, что? Боялся, страшно было?.. Молодец, выдержал! Значит, вера твоя — правильная, и Бог тебе помог». Говорили чекисты не сердито, а как бы хвалили меня за победу. И ещё спросили: «Хочешь кушать?» Я ответил: «Хочу». Мне дали большой кусок пирога с яблоками. Я попробовал, он был необычайно вкусный и душистый. Так как мне было неудобно кушать стоя, я попросился выйти в садочек и сесть на скамейку, недалеко от дверей. Разрешили. Вышел, сел и ем, возле меня никого нет… И тут я вспомнил, что у меня есть крылья: «Чего же я сижу? Надо улетать!»
Крыльев я у себя не видел, но знал, что они есть и что я умею летать. Посмотрел вокруг… никого не видно, Я взмахнул руками и очутился над верхними ветвями дерева. Я так легко и быстро поднимался вверх, что уже через мгновение увидел: река, лес и горы лежали подо мной в далёкой глубине… А я поднимаюсь всё выше и выше, и так всё ясно вижу и чувствую, как никогда ещё не снилось… Поднялся я так высоко, что и земли не стало видно, одно голубое марево неба вокруг меня. Я обеспокоился, что уж очень высоко поднялся, пора спускаться вниз, я слишком далеко улетел от опасности, и больше меня мои мучители не настигнут. Глянул на себя — меня словно снегом осыпало, я превратился в белую птицу, в голубя. И тотчас возник новый страх: ястреб может увидеть меня и схватить! Надо скорее спускаться! Я камнем полетел вниз. Всё ближе и ближе земля, я увидел белый сад и направился прямо к нему. Когда я спустился и сел около сада, то увидел себя обыкновенным белым; голубем. А сад был необыкновенный! Всё в нём было бело, подобно тому, когда иней покроет деревья, но это был не иней, И листья на деревьях, и цвет их были похожи на серебристый шёлк. А трава — снега белее и мягка, как гагачий пух… А я всё трепетал от мысли о ястребе. Я спрятался в белой пуховой траве. Вижу: что-то высоко в небе чернеет. Вот, думаю, это и есть ястреб! А он всё ближе и ближе спускается ко мне и становится огромным. Я вижу себя маленьким голубем, но ощущаю в себе силу человека… Лёг на спину, кверху лапками, приготовился к защите. Буду, мол, драться! Ястреб всё рос и рос, он был уже над моей грудью, я увидел его кривые и острые когти, клюв, судорожно напряг все силы, чтобы защищаться… и на этом проснулся.
Руки мои разомкнулись, я полулежал навзничь. Я был в холодном поту, тело дрожало, словно я пережил страшную борьбу не во сне, а наяву.
Испугал меня этот сон, и я стал думать: что бы он значил? Что предвещает? Много я думал и гадал, но ничего не мог решить, кроме того, что предстоит, видимо, мне умереть мучительной смертью. А то, что я видел себя голубем, — это душа моя. И при таком объяснении сон меня как бы ободрил. Значит, душа есть, думаю, может, так и улетит она, когда умру…
Я чувствовал холод в теле, боль и слабость. Хотел встать, чтобы согреться движениями, но не мог, слабость и боли одолели, и я опустился на камни. А после попытки встать холод и боль ещё сильнее обрушились на меня.
Утих я, скорчился на холодном камне. Теперь, думаю, нечего слушать недуги тела и боли. Пока есть время, надо думать о душе. Посидев немного, забылся я, холод и боль перестали мучить. Что будет с моей душой?
На спасение тела у меня не было и надежды, я приготовился к смерти. Но будет ли жить моя душа после смерти тела?
Прежде я верил в бессмертие души, крепко и непоколебимо верил. А теперь? Страшно-страшно становилось не за тело, а зав душу, за самую жизнь свою! Снова вспомнил я последний сои в этой каменной яме. Быть может, как во сне этом, отделится душа от тела, превратится в нечто парящее, но всё чувствующее видящее, понимающее и продолжающее вечную жизнь в этом мире?