По крыше пробежал какой-то зверек. Ингвар отпил из стакана, зябко поёжился - наверное, стоило одеться.
- Ведьма... Приворожить хочешь? - Да что с ним такое? Зачем он дразнит её, заставляя нервничать? Вот, снова застыла, то ли ответ подыскивая, то ли переживая оскорбление.
- Нет, - ответила Илль, решив, что маг не хотел её задеть. Приворот? Не настолько она плоха, чтоб пользоваться ловушками, а не собственной силой. - На зелья пущу... Буду продавать старым развалинам, обещая молодость и красоту.
- А-а... Согласен, я удивительно хорош и относительно молод.
Илль не видела, но чувствовала его улыбку. В груди разлилось тепло. Как же давно она не кокетничала! Впрочем, и нормально говорить ни с кем не говорила, краткие переговоры строго по делу не в счёт.
- Вот-вот, потому я быстро разбогатею.
- И нисколько обо мне не пожалеешь?
- То, что не пригодится, я похороню в саду, а сверху высажу розы. Буду приходить к тебе каждый летний день, любоваться цветами и...
- Плакать? - спросил Ингвар, представив Илль в траурном наряде, что скорбит над пышным кустом. По спине пробежал холодок.
- ...поливать. Я не плачу.
- Совсем?
- Да, - Илль кивнула. - Слёзы не помогают.
- А что помогает?
- Злость...
Настроение Илль переменилось так же быстро, как и ветер. Иногда она напоминала себе флюгер - одинокая фигура, которая не управляет ничем, а лишь покоряется судьбе, принимая и снег, и дождь, и зной. Куда повернут, туда и смотрит. Тем и живёт.
- Нет, - продолжила она начатую мысль, - и злость не годится.
- А что тогда?
Повисла тишина. Из-за рваных облаков выглянула серебрушка месяца - Илль видела в окне краешек. В комнате стали видны контуры, очерченные тьмой - мебель, тени от невеликого скарба, силуэт Ингвара. Он допил наливку и теперь вертел в руках пустой стакан. Иногда между пальцами и стеклом пробегали искры.
Говорить ей не хотелось. Зря она сказала то, что сказала, лучше было бы и не начинать. Но как же тоскливо жить, не имея возможности приоткрыть душу хотя бы на миг! Молчать, таить в себе все важное, чувствовать, как оно - внутри - прорастает и требует свободы.
- В детстве я была очень близка с братом - год разницы, все время вместе. Мы сбегали от нянь и устраивали походы в дикие леса, - хмыкнула Илль. - Конечно, у столицы не найдешь разбойников или зверья, но мы верили, что за каждым деревом прячется бандит, а светлячки, горящие в кроне, это глаза чудовища... Стеклышки у нас тоже были, прозрачные, из луп вынутые.
Ингвар рассмеялся. По кровати прошла дрожь от гортанных звуков.
- Мы костры ими разжигали. Собирали ветки, листья - все, что попадалось, не думая о том, что нужен сухостой, - сваливали в кучу и пускали через линзы лучи. Потом-то поняли, в чем ошибка, но поначалу возвращались домой закопченные, как куры.
- Влетало?
- Только от нянек. Брата, когда подрос, передали под руку дядьки. Ну, знаешь, это...
- Знаю. - Ингвар повидал ветеранов, предпочевших тихой старости возню с чужими недорослями.
- Так вот его почти и не наказывали. Ну, за одежду, царапины... Девочка должна быть опрятной, иначе какой пример она подает мальчишкам? Я-то образцом точно не была. Прогуливала уроки, наблюдая за братом, мечтала научиться драке. Странное желание?
Ингвар пожал плечами. Он ничего не знал о маленьких девочках - и об их грезах. Но ему казалось нормальным, что люди разные, потому и Илль имела право на любую блажь.
- По-моему, нормальное. Но я плохо разбираюсь в том, что считается нормой.
- Почему?
- Потому что всегда жил магией. А она не оставляет места для пустых раздумий или сравнений.
- Призвание... Или страсть? - спросила Илль. Ингвару послышался в её голосе скептицизм.
- Нет... Нет, - твёрдо возразил он. - Просто это... Это я.
- Наверное, жить легко, когда знаешь, кто ты.
- А ты не знаешь?
Она замолчала так надолго, что Ингвар решил - уснула. Он привстал, потянулся за одеялом, чтоб укрыть её, но остановился. Тёплая жёсткая ладонь придержала его руку, и Илль встала. Она сама подхватила одеяло, накрыла им мага и вышла.
Ингвар уснул быстро, все же силы ещё не вернулись к нему, а Илль лежала на твёрдых лавках, вслушиваясь в себя. Кто она? Дочь, жена, мать... Нет. Это былое, быльё, быль. Горстка пепла, что остаётся от костра, лёгкая добыча ветра. Летит, уносясь ввысь, к облакам, откуда потом прольется дождём, или лежит на земле, давая силу взойти живому.
Так кто она? Кем будет? Илль вздохнула, снова вспомнив предсказание гадалки. Да, выбор надо сделать. Иначе судьба распорядится ею сама. Но что будет лучше: вернуться и бороться, рискуя собой, или бежать дальше, в надежде на то, что о ней позабудут? Чего она боится? Потерять жизнь...
Чувство вины навалилось на плечи. Все, кого она любила, ушли, а она цепляется за существование, карабкается вверх из пропасти. Прежней ей не быть, закат не превратить в рассвет, но попробовать дать отпор она может. Решив для себя это, Илль уснула.
****
Ингвар проснулся рано. Оделся и на цыпочках прошёл мимо посапывающей женщины. Пусть спит.
На улице было холодно - изо рта вырывался парок. Он, не задерживаясь, пробежался по подмерзшей земле и вернулся в тёплый дом. Повязка во сне сбилась, так что он снял её, отряхнув бинт над печью. Кстати, раз уж он встал первым, то почему бы не приготовить завтрак - Илль будет приятно.
Снаружи он видел поленницу, так что выскочил за дровами, стараясь двигаться бесшумно. Но женщина спала все так же крепко, не шевелясь. Он разжег огонь, поставил сковороду и пошёл за продуктами.
На полках было негусто, так что прихватил сыр, яйца и колбасу - к чесночному аромату примешивался кислый душок. Ничего, поджарить и можно есть. Он и хуже пробовал.
Ингвар забросил все на сковороду, перемешал и оставил жариться, а сам, убеждая себя в том, что не делает ничего плохого, направился к Илль. Ему хотелось взглянуть на нее сонную, ещё не надевшую маску холодной отстраненности. Проверить, не показалось ли ему ночью, что она другая, не такая, как днём.
Под головой - локоть, сбившиеся волосы свисают до самого пола. Лоб разгладился, став высоким и чистым, на веках синие венки, тонкие, как нити, ресницы дрожат, а на щеке - след от слезы. Губы смягчились и оказались полными: верхняя толще и чётко очерченная, будто припухшая, а нижняя оттопырена, как у обиженного ребёнка. Ушко розовое, с лёгким пушком; на мочке дешевая сережка - крохотный шарик.
Ингвар склонился над спящей, вбирая в себя её запах, потянул носом. Ваниль и молоко. И немного дыма, горького, осеннего. Он набрал полную грудь воздуха, чтобы запомнить этот аромат и, наверное, разбудил ее выдохом.
- Ты что делаешь? - В прищуренных глазах подозрение.
Ингвар быстро выпрямился, взъерошил волосы, придумывая подходящий ответ.
- Слушал, дышишь ли ты. Ты так тихо спала, что я волноваться начал. Я шумел, грохотал, а ты никак не просыпалась, вот и решил, надо посмотреть...
- Ну-ну.
Он отступил подальше от её взгляда, чувствуя, как горят уши, запнулся и едва не упал.
- У меня там... Сковорода горит.
Илль широко улыбнулась спине удирающего мага. Мальчишка.
Она зевнула, потянулась лениво и поднялась одним упругим движением. Казалось, что ночью тяжёлый груз, тянувший её к земле, попросту испарился. Илль решила, что будет делать, и теперь жаждала заняться чем-то полезным. Ей надоело прятаться по норам.