- С математической точностью.
- А вдруг я однажды соберусь в Новосибирск?
Даже подобие улыбки пропало с его лица.
- Вы не сможете там жить. Там... очень холодно, с непривычки невозможно.
- Вот чушь какая: Ярославль - тоже не Ташкент!
- И люди тоже там совсем другие.
- Да ерунда: это всё те же наши советские люди!
- Если бы я только мог показать... Хорошо! - сдался он. - Я... спрошу разрешения у начальства.
- На что?
- На то, чтобы вам открыть кусочек этой тайны. Но вы не знаете, чего прóсите, Ника.
- А как вы спрóсите начальство?
- Пошлю телеграмму или позвоню с почты.
- Междугородний можно из дому заказать тоже... Вы ведь завтра это сделаете?
- Обещаю.
- Но если вам откажут, то что же: вы уедете - и даже своего адреса мне не оставите?
- Хорошо, вот вам первое признание: я живу не в самом Новосибирске, а в городе-спутнике. Закрытый город вроде Сарова. Почта туда не доставляется.
- Вы меня без ножа режете, - шепнула я, понурив голову.
Наверное, слезинка у меня скатилась, потому что Август, протянув руку, коснулся моих волос жестом утешения.
Я поймала его руку и потянула её к себе.
Села на постель и обняла его.
Замерла, боясь пошевелиться: на этом кончилась моя дерзость, и без того неимоверная.
- Ника! - услышала я его взволнованный шёпот. - Ника, драгоценная моя девушка, прошу вас, молю всем святым: вернитесь к себе, пожалуйста, и запритесь изнутри. Мне и без того тяжело, я ведь мужчина, а не статуя Ленина!
- Ленин-то здесь при чём... Я настолько вам безразлична?
- Вы мне не безразличны, потому и прошу. С какой-нибудь Анжелой я бы не церемонился.
- Час от часу не легче... Мне сюда привести Анжелу?
- Мужчины не уважают женщин, которые не уважают их, запомните это, Ника. Они ими просто пользуются в качестве sex dolls. Я не хочу вами пользоваться, потому что вы замечательная, вы этого не заслуживаете.
Медленно я освободилась от объятья. Встала. Присела на полусогнутых ногах, изображая книксен:
- Спокойной ночи, любезный князь Юсупов! Спокойной ночи, ваше благородие!
- 'Любезный князь' звучит не очень, а ещё к князьям обращаются 'ваше сиятельство'. Спокойной ночи, Ника. Не обижайтесь на меня!
Я вышла из его комнаты, кусая губы, вернулась в отцовский кабинет и действительно заперлась, раздосадованная, взволнованная, и всё же счастливая.
Какие он нашёл правильные, хорошие слова про уважение к женщине - только лучше бы он не был ходячей моральной машиной, ему бы не повредило. Надо будет сказать завтра... Sex dolls - что это? Это же английский! Ещё и полиглот, на тебе... Поскорей бы ему ответило его таинственное начальство. Ну, какая это может быть тайна, какая, особенно если не госсекрет? Надо понаблюдать за ним, поприглядываться, позамечать разные мелочи, вдруг они наведут на догадку...
Ещё больше часу я не могла уснуть.
XVII
Разбудил меня звонок в дверь. Кого принесла нелёгкая? Накинув халат, я побежала открывать.
Девчата (Таня, Люба, Лида, Анжела) дружною гурьбой ввалились в прихожую, загалдели:
- Верулик, привет!
- Верунька, я сдала, ура! Разжалобила-таки Клаву, пустила слезу, на трояк уговорила!
- Ой, какой милый абажурчик, где отхватили?
- Рада нам, не рада?
- Конечно, рада, - улыбнулась я. (Не рада я была одной Анжеле, но не вслух же это.) - Который час только, скажите?
- Одиннадцатый! Да ты хороша дрыхнуть, королевишна! Пои нас чаем давай!
- Ой, а у меня и тортик имеется! - вспомнила я.
Тортик (уже на кухне) был встречен новыми криками энтузиазма.
- Ой, 'Сказка', мой любимый! Смотрите, девочки, ёжик! Можно мне с ёжиком?
- Ну, хорошо ты живёшь, прынцесса!
- Торты с утра лопают только аристократки и Вика Косулина. Мордашка-то не треснет, Викуль?
- Сколько раз вам говорить, что я не Вика, а Вероника! - притворно возмутилась я. - Это два разных имени!
('Дома Август или уже нет? - соображала меж тем про себя. - Мог тихо уйти утром: замок английский...')
- Ой, насмешила, не могу! Ещё скажи, что 'Марианна' и 'Марьяна' - два разных имени! Помните, девочки, на первом курсе с нами Марьяна училась? Потом отчислили...
- Да, не все дожили до 'экватора'...
- Кстати, что это вы утром явились, ни свет ни заря? - сообразила я наконец. - И почему только вчетвером?
- Так мы же просто навестить тебя пришли, дурёха, а отмечать вечером будем!
- Во сколько же ждать весь честной народ?
Девушки притихли.
- Ждать не надо, - выговорила Анжела. - Поедем к Никите. Он приглашает. И ещё будут из мединститута ребята.
Все глаза обернулись на меня. Ждали, что я скажу. А что мне было говорить? Не жалею, не зову, не плачу. Я уж собралась и вслух прочитать эту есенинскую строчку, как Анжела меня опередила:
- Ты на меня, подруга, зла не держи. Я у тебя никого не отбивала.
- А я и не держу. - Не глядя ни на кого, я протиснулась между Лидой и Таней к раковине, чтобы налить воды в чайник. (Рассадить на семи квадратных метрах пятеро девиц - та ещё задачка! И мне, и Анжеле табурета не хватило, она с чашкой в руке стояла у окна, а я суетилась по хозяйству, мне и присесть было некогда.)
- Он мальчик взрослый, - продолжала с удовольствием рассуждать наша староста. - Сам в состоянии решить, чего хочет. И кого...
Я повернулась к ней, улыбнулась как можно шире:
- Да без проблем, Анжелочка, без проблем! ('Знала бы ты...')
- Анжелка, перестань! - сердито крикнула Таня. - Не дело затеяла!
- Это я для ясности, - снисходительно пояснила Анжела, даже и не глядя в сторону Татьяны. - Чтобы потом претензий не возникло. А то ведь ночевать там останемся, так ведь одной-то тоскливо в холодной кроватке...
Реплика про 'ночевать' разбудила общий интерес. Все заговорили вразнобой:
- Ну, знаете...
- А я не подписывалась на такое дело...
- А я подписывалась, и не надо невинную из себя строить. Живём один раз, девоньки, потом будем седыми старухами горевать, что своего не догуляли.
- В том-то и дело, что своего! Я со своим приду.
- А кто ж тебе мешает! Ну и дура...
Я, стоя у газовой плиты, слушала эти откровенные рассуждения с непонятным мне самой отвращением. А ведь, казалось бы, сама ещё вчера - сегодня ночью - постучалась в дверь чужой спальни! Но то же было другое совсем: мучительное, сладкое, потаённое, задушевное... А здесь - чисто телесное: от сытости, от безделья. Мальчишкам, которых пригласили на сабантуй, неужели всё равно, с какой прыгнуть в койку? Говорит не в их пользу. Но и другое верно: за что им нас уважать после этого? Какого уважения и трепетного отношения к себе мы от них после этого хотим? Август, милый, насколько ты прав! (В мыслях я уже говорила ему 'ты'.) Где-то сейчас мой гость...
Погружённая в свои мысли, я заметила самой последней, как девчата одна за другой смолкли и все уставились на дверь.
Мой гость в своём сером свитере крупной вязки стоял на пороге.
- Какое у вас приятное женское общество, - сообщил он, улыбаясь и без следа волнения. - Можно и мне перед работой попросить чаю?
- Сейчас... - метнулась я за чашкой. - Девочки, это Август Александрович. Друг отца! - вырвалось у меня спасительное определение. - Приехал в командировку из Новосибирска.
Все будто выдохнули с облегчением: не посторонний, имеет статус, должность и назначение человек. Пару смешков я всё же услышала, а Люба не постеснялась вслух прокомментировать:
- Вот, значит, для кого тортик-то предназначался...
Я подала Августу чашку чая, руки у меня дрожали. Может быть, и другие это заметили? Девочки ведь приглядчивы к таким вещам... Сесть Августу было негде, и он продолжал стоять, где стоял, прислонившись к дверному косяку, грея руки о чашку.