– Потом, пойманных двух братьев партизан из Копацевич, немцы допрашивали, заставляя их показать партизанский лагерь. Кацубы сделали вид, что согласны, а сами завели большой немецкий отряд совсем не туда, а далеко в лесное болото. И было это зимой. Потом партизаны нашли это место. Нашли и расстрелянных братьев – героев. А немцы все замерзли в болоте, и всё их оружие досталось партизанам, – говорила бабушка.
– Потом, за это, в Копацевичи приехал другой отряд немцев. Согнали всех людей деревни в колхозное гумно и подожгли его. Там были и первая жена с детьми дяди Степана. И все хаты в деревне фашисты тоже сожгли. После войны Копацевичи вновь возродились, а дядя Степан, пришедший с войны жить там больше не смог. Сошелся в нашей деревне с тетей Верой, у нее муж на войне погиб, и с тех пор живут вместе, – поясняла тогда бабушка. Не раз об этом рассказывалось и учителями в школе. Только Бабушка говорила, что людей сгоняли в гумно не немцы, а какие-то проклятые хохлы-бандеровцы , что они страшные нелюди, страшней фашистов были. А немцы только стоя в стороне посматривали, да папироски покуривали.
– А нашу деревню немцы не сожгли. Бабушка говорила, что её Бог уберег, – под конец вспомнилось Коленьке.
– А Кацубам после войны возле Копацевич у дороги памятник поставили, и сейчас их люди называют наши белорусские Сусанины. И возле этого памятника сейчас школьников, каждый год принимают в пионеры, – вспомнилось Коленьке.
За озером угодья нашего колхоза заканчивались и начинались угодья Копацевичского колхоза. Невдалеке от озера и располагалась деревня Копацевичи.
Вздохнув, словно снимая с души тяжесть, навеянную мыслями тяжелых воспоминаний, Коленька, не останавливаясь, осмотрелся вокруг. От удаляющейся деревни, из разных её мест, с инструментом на плечах в сторону болота группами тянулись люди. Слева с канистрой на плече шёл Мишка, а Ванька, отдыхая от груза, крутя головой по сторонам, шёл сзади всех. Вдруг, взглянув вперед, Коленька заметил, что шедшие впереди рядом колхозный кладовщик с женой уже были значительно впереди.
– Это родители умышленно приотстали, – понял Коленька. Выгон кончался. Деревня осталась позади. Слева показалась поросшая кустарником низина. В этой большой площади, болотистом месте, люди копали себе торф для топки на зиму. Высушенные на солнце его брикеты, долго и жарко тлели в печках, с большим успехом заменяли даже сухие березовые дрова.
– Мы с тобой так и не решили, что будем завтра делать, – обращаясь к отцу, нарушила затянувшееся семейное молчание мама. Коленьку это заинтересовало, и он стал вслушиваться в разговор родителей.
– И картошку свою в поле пора уже, наверное, окучивать, хорошо бы и торфу на зиму накопать. Завтра ведь воскресенье или ты забыл, – говорила отцу мать. Видимо недавно начавшие появляться увеличиваясь в количестве чёрные башенки сложенных людьми для просушки брикетов в низине, напоминанием, озаботив, привлекли внимание и родителей.
Смысл последнего напоминания мамы Коленьке был понятен. Воскресенье было выходным днем в неделе и единственным днем, когда колхозникам можно было делать свои дела. В случае не выхода на работу в рабочие дни, работники колхоза наказывались.
– Картошку окучивать скучно, лучше бы пошли на торф. Копать торф, куда веселее, – подумалось Коленьке.
– А то скоро жниво начнется, тогда о выходных забудь, и по воскресеньям гонять будут, отлучится на свои дела и дня не дадут. Эти нормы в гектар, серпом месяца два жать будешь, то жито, то пшеница, то овес, то ячмень, – вспомнив о тяжелой, предстоящей для всех впереди работе, напомнила мама. Отец, идущий рядом, молчал.
– Вообще-то по воскресеньям люди в церковь ходить должны, – как-то колко, в душе не соглашаясь с предложениями другой стороны, вдруг ответил он. Видя несогласие мужа, жена промолчала.
– Давай, наверное, покуда стоит такая сухая погода, завтра пойдем торфу накопаем. Картошка подождет. Жара для торфа нужнее, – похоже, всё обдумав за это время, произнес отец.
– На том и порешили, там и Богу помолимся. Я думаю, он нас грешных простит, – словно утверждая семейное согласие, произнесла мать.
Торф в этой болотной низине залегал очень глубоко, и чем из большей глубины его можно было извлечь, тем был он лучшего качества. Но этому всегда мешала заполняющая яму рыжая грунтовая вода, поэтому глубже трех метров копать его уже было невозможно.
Коленька уже не раз вместе с Мишкой и Ванькой помогал родителям копать торф. Отец расчищал от дерна место размером метра три на четыре и специальным, похожим на лопату резаком вырезал из черной жирной почвы брикеты размером с кирпич, выкладывая их на края углубляющейся ямы.