– Попей ещё, тут же услышал он предложение мамы.
– Всё хватит, не хочу больше, – свято кривя душой, отказываясь, заверял он маму.
– Эх, хорошо бы сейчас, как вчера той родниковой, холодной и вдоволь, – подумалось ему.
Жара усиливалась. Вокруг, в разных концах безмолвной болотной дали виднелись работающие группы людей. И лишь вверху высоко, в чистой голубизне неба, маленькими точками порхали жаворонки, своей еле слышной трелью нарушая жаркую тишину летнего дня.
Длинный, немного извивающийся по центру участка, обдуваемый легким сухим ветром валок, вбирая в себя лежащее в прокосах сено, удлиняясь, подползал к концу участка.
– Пойдем, наверное, сынок с тобой, да подготовим для стога одонок. Поможешь мне лозы натаскать, – воткнув в землю возле валка свои грабли, сказал Коленьке отец. Установив рядом заметными, чтобы не затерялись и свои грабли, Коленька радостный побежал за отцом. Однообразная работа по сгребанию сена в валок, ему порядком поднадоела и уже казалась нудной и неинтересной, и предстоящая её смена его обрадовала. Отец подошёл к месту, где расположились по приходу, захватил свой топор и, осмотревшись, направился в сторону ближайшего куста. Довольный, подминая высокую траву, за ним засеменил и Коленька. Разросшийся на свободе, метра четыре в диаметре лозовый куст, тихо шелестел на слабом ветру своими разной длины тянущимися к небу стройными ветками. Отец, влезая в его глубь, рубил наиболее из них длинные и выбрасывал из куста сыну. Коленька подхватывал ветки и складывал их в кучу.
– Таскай понемногу их к одонку, – скоро послышалось из куста.
Набрав за срубленные концы охапку побольше, Коленька потащил ветки. К половине пути, по – началу легко скользившей листвой по мягкой траве хвост охапки заметно потяжелел. Словно чувствуя занятые руки, все наглей начал садиться облюбовавший потное лицо кружившийся слепень, и уже не так боялся резких дерганий головы для его отпугивания. В момент его очередной затянувшейся посадки на лбу, Коленька остановился, быстро освободил одну из рук и удачно прихлопнул уже начавшего больно жалить кровососа, в отместку раздавив его до кишков. Отдыхая, немного постоял на месте, вытирая от пота лицо и чеша место укуса. Поднимавшееся к зениту солнце уже жарко пригревало. Немного отдохнув, потащил ветки дальше. Подтащив охапку к одонку, бросил ветки рядом и отправился назад. Поняв, что в первой охапке свои возможности немного завысил, во вторую охапку веток набрал немного меньше. Уже без отдыха дотащил её по примятому следу травы и опять отправился назад.
Навстречу с большой охапкой веток и своим топориком за поясом шёл отец.
– Сходи, притащи остальное, – поравнявшись, произнес он, глядя на сына.
Не дойдя метров четырех до кучи лежавших веток, Коленька заметил ползущую по веткам гадюку. Да это была гадюка. Более темный её окрас отсутствие на голове, возле ушек жёлтых пятен, как учили старшие братья, не раз показывая при случае подобное её отличие от неопасного ужа, свидетельствовали об этом. Противная, локтя в два длиной ползучая тварь, видимо заметив приближающегося человека, ускорив свое движение, сползла с веток и растворилась в высокой траве. Захватив в охапку за концы сложенные ветки, Коленька начал быстро удаляться от куста. Взгляд невольно опускался под ноги, где подминая притертую раньше к земле ветками траву, мелькали кеды. Вспомнились мамины слова утром, убеждавшие сына не ходить босиком на болото.
Когда Коленька притащил оставшиеся ветки, отец уже чинил старый одонок, укрепляя его новыми ветками. В образуемую около четырёхметрового диаметра круглую площадь старого одонка, он, в наиболее слабых местах, втыкал поглубже в землю новые ветки и на полуметровой высоте от земли их обламывал, складывая пушистые концы веток с листвой крест – накрест. Получался на множестве мелких свай помост, на котором, не касаясь мокрой земли, будет стоять стог сена.
– Отложи эти ветки в сторону, я их отобрал на опузины, – увидев подошедшего с ветками сына, намеревавшегося их положить в общую кучу, упредил отец.
Выполнив указание отца, Коленька начал ему помогать.
– Что будет, если сено в стог не на одонке, а прямо на этой мокрой земле сложить, – спросил отец, подающего ветки сына.
– Сгниет снизу, – не задумываясь, сразу ответил Коленька.
– Правильно, полстога пропадет, сопреет до зимы, – уточняя, подтвердил догадку сына он.
– Так вот и придумали наши прадеды это устройство. Одонком его назвали, – продолжая работать, пояснил отец.
Закончив греблю сена, мать с братьями подходили к одонку. Когда они приблизились, отец, сойдя с пружинящей полуметровой высоты круглой площадки, и обходя кругом, начал её оценивающе осматривать.