В пустой столовой Ращинский придвинул к себе блюдо с бифштексами, выбрал самый большой кусок, попросил горничную сварить кофе покрепче. Он уже заканчивал завтрак, когда вошел Минеев.
— Голова трещит, — пожаловался тот. — Ни секунды не заснул. С Романом говорил, приедет на похороны, сегодня вылетает. Как думаешь, не звонила ему Клавка перед тем, как… ну, сам знаешь, что хочу сказать, не наболтала ли ему лишнее? Я ведь знаю, что была у нее идея фикс, что вроде я ее смерти хочу.
— Да, она мне вчера говорила, что ты ее обязательно прикончишь. Что задушат ее, как Шерсткова и этого парня в тюрьме.
Минеев бросил на помощника быстрый взгляд.
— Тебе, Коля, доставляет удовольствие мне об этом рассказывать, да?
— Да нет, какое уж тут удовольствие. Ты просил меня с ней поговорить, я эту просьбу твою выполнил. Да ладно, что мы тут мусолим, будто Клава жива. Не о том сейчас речь. Надо сделать самое главное — свидетельство о смерти, чтобы все там было путем. Если документ этот удастся выправить нормально, пересуды не страшны.
— Ты хочешь сказать…
— А ты что хочешь, чтобы и здесь, и в Москве болтали о самоубийстве губернаторской жены? Не было никакого самоубийства! Оторвался тромб — мгновенная смерть, такое случается. Звони владыке, проси, чтобы лично отпел Клаву в соборе, чтобы на кладбище послал певчих и батюшку. И народа пусть будет побольше — не затаивайся, плачь, принимай соболезнования, рыдай, не стесняйся нормальных проявлений чувств. Пусть все видят, как ты страдаешь, как тебе тяжело. К обеду, дай бог, вернусь с нужным свидетельством. А ты, Аркадий, начинай скорбеть — это твоя главная работа на предстоящие три дня. Все остальное организуем, не волнуйся. Может, придется еще Клавочке спасибо сказать.
Минеев молча смотрел на Ращинского. Медленно покачал головой.
— Не устаю тебе удивляться, Коля. Но я не об этом… Я хочу, чтобы ты знал: если все окажется так, как ты говоришь, — никогда этого не забуду. До гробовой доски буду обязан тебе.
— Ладно, — Ращинский поднялся из-за стола, — в одной мы упряжке, что уж тут говорить.
Выходя из столовой, он обернулся: Минеев придвинул к себе большое блюдо с бифштексами. Отсутствием аппетита скорбящий губернатор не страдал.
Лев Павлович Бессарабов не любил, чтобы его беспокоили дома, тем более без предварительного договора. Квадрат это знал, но все же заявился без разрешения. Лева, пропуская его в дом, глянул на часы: всего-то семь утра!
— Ну? — спросил он, разливая пиво по стаканам.
— Я, Лев Палыч, вот что хотел сказать, всю ночь проворочался, не мог заснуть.
Бессарабов с ухмылкой глянул на мощные плечи Квадрата — при небольшом росточке тот был накачан, как никто другой, и силой обладал громадной. Прозвище, кстати, очень ему шло — в настоящий квадрат складывались плечи и торс:
— Такие мы стали нежные?
Квадрат насупился. Молча выпил пиво.
— Я, Лев Палыч, не люблю такого тона, ты знаешь.
Лева кивнул:
— Знаю. Только раньше ты об этом помалкивал в тряпочку. Чего ж сегодня такой откровенный?
Квадрат глянул исподлобья:
— Я вчера твою куколку видел в ресторане у Кири. Чужая свадьба гуляла, а она веселила народ танцем живота. Телевизионщик, ты его знаешь, Костей зовут, чуть ли не силком вывел ее. Но это не мое дело, это я так тебе — для информации. Хочешь — знай. Не хочешь, считай, что ничего не говорил.
— Уже посчитал. Дальше. Не это же, я думаю, спугнуло твой чуткий сон.
Квадрат передернул плечом — тон Бессараба не сулил ничего хорошего.
— Да, ты прав — это не мое дело, как веселится твоя жена. Извини, что назвал ее куколкой, сорвалось с языка.
— Я сказал — дальше. Продолжай, если есть что сказать.
— Я слышал, как жена твоя говорила этому Косте то, что знаем вроде как только мы с тобой. И больше никто.
— Что, например?
— Что Ляха не сам себя порешил. И что сделать это было нетрудно: в камеру попасть за угон автомобиля — раз плюнуть, выйти оттуда — еще проще. Я не знал, Палыч, что наши дела ты обсуждаешь со своей женой. Но и это меня не касается. Меня другое встревожило. Ксения твоя, увидев меня в ресторане, глаза вылупила, как будто привидение какое встретила, а ведь мы с ней ни разочку нигде не пересекались. Откуда она знает меня, Палыч? Значит, видела, когда мы с тобой в прошлый раз здесь встречались. И слышала все. А теперь не только она знает об этом деле, но и телевизионщик Костик. А ну как дальше эта весточка пойдет? С женой разбирайся сам. Если, конечно, сможешь. — Квадрат глянул напряженно. — А Костю придется мне взять на себя. Или я не прав, Лев Палыч?