Она и в жизни была хороша, думал он, ступая неслышно по пушистому ковру. Высокая, с красивой стройной фигурой. И глаза у Клавы были чудные. И низкий голос умел завораживать. Когда сразу после победы на выборах собралась немногочисленная компания из самых доверенных и близких людей, он, только что «испеченный» губернатор, сразу обратил внимание на веселую, очень броскую женщину. Тихонько спросил у одного, второго — все недоуменно пожимали плечами. Москвичи из его команды ее не знали, а вот Ращинский сразу назвал: «Клавдия Андреевна». И Минеев вспомнил, что эта женщина вместе с Николаем была в группе, отвечающей за финансовую сторону предвыборной кампании.
Она ему понравилась. И не только ему. Валентин Иннокентьевич, отведя Минеева в сторону, тихо сказал: «Присмотрись. Губернатору нужна жена. Обязательно. Она будет эффектно смотреться рядом с тобой на любых приемах».
Он несколько опешил, но, привыкнув прислушиваться к советам Валентина, стал приглядываться. Клава была остроумна, весела, хорошо знала местных людей, давала им меткие оценки — с ней было интересно общаться.
Ращинский, с которым он заговорил о Клаве, коротко охарактеризовал ее: «Умная. Хваткая». И он, поразмыслив, решился. Если умная и хваткая — проблем быть не должно.
Клава и впрямь оказалась умной: узнав правду о Минееве, приняла все как должное. Только в глазах промелькнуло нечто насторожившее его — на секундочку, но промелькнуло. Если и испытывала Клава горечь разочарования, то пышная многолюдная свадьба, дорогие подарки, интересные знакомства, заграничные вояжи, блестящие приемы — все это в какой-то мере компенсировало рухнувшие надежды на счастливое замужество.
Мир был нарушен раз и навсегда, когда Клава случайно застала в губернаторской постели своего младшего брата. Этой связи она мужу не простила, а ненавидеть, как оказалось, Клавочка умела.
Роман очень переживал разрыв с сестрой. Минеев, надеясь, что со временем все образуется, отправил молодого родственника за границу. Мальчик оказался способным. Даже чересчур. В финансовых делах был дока. Весь в сестру.
Клава, улыбаясь, продолжала сопровождать губернатора на официальных приемах, мило шутила, умело поддерживала беседу. Но как только они оставались вдвоем, замыкалась в себе и не шла ни на какие контакты.
Жить рядом становилось невыносимо. Тем более что Клава, будто постоянно мстя, меняла любовников чуть ли не ежедневно, без разбора, без страсти — кто окажется под рукой.
А вот своих мальчиков губернатор в дом привести не мог, страшился ярости Клавы и ее непредсказуемости. Ему было где встречаться с ними. Летом — в загородном особняке, скрытом от чужих глаз лесной зеленью, зимой — в уютном доме Ращинского. Но и там оказалось небезопасно: в летнем особняке его «поймал» фотообъектив Шерсткова — наверняка Клавочка подсказала! — а у любимого дружка Коли спаленка, оказывается, была с всевидящим глазком.
Минеев растянулся в кресле, стянул с рубашки галстук, бросил его на пол. Душно!
Когда Ванюшка в первый раз побывал в доме Ращинского? Осенью. Был теплый день, солнечный, яркий. И Ванюшка оказался солнечным мальчиком. Минеев знал, как приучить его и заставить полюбить себя. Он просто вспомнил, как все это было у него когда-то с Валентином Иннокентьевичем, их соседом по лестничной площадке. Маленький Аркаша после смерти отца и быстрого нового замужества матери оказался предоставленным самому себе, а когда пошел в первый класс, все чаще стал бывать у одинокого соседа. В обкоме партии Валентин Иннокентьевич не занимал главные должности, тем не менее был на особом положении. Менялись секретари обкома, а Валентин Иннокентьевич оставался на месте, и вновь назначаемые первые, вторые и третьи секретари только благодаря ему — за что и ценили особо — устанавливали крепкие и надежные связи с Москвой.
К Аркаше Валентин привязался всем сердцем. Он баловал его деньгами, модными шмотками, требовательно следил за успехами в учебе. Пришла пора поступать в институт — Валентин перевелся в Москву, чтобы дать своему любимчику столичное университетское образование. На втором курсе Минеев был комсоргом факультета, на третьем — членом университетского бюро комсомола, тогда же вступил в партию. Получив диплом, сразу стал инструктором райкома комсомола: московскую прописку Валентин устроил своему подопечному без труда. Вообще все эти дела с его обустройством, вывод на нужные связи, быстрая карьера — все делалось уже без особых усилий со стороны Валентина Иннокентьевича. Аркадий с удивлением и потаенной гордостью узнал, что таких, как он и его постаревший многоопытный любовник, в столице много. Это был мощный клан, всегда и во всем оказывающий поддержку друг другу. Так было и потом, когда грянула перестройка, когда страну стали сотрясать сумасшедшие митинги, когда был объявлен новый строй, рождались реформы, менялась власть — для «своих» местечко находилось всегда. И когда Аркадий Борисович Минеев, известный в Москве общественный деятель, решил стать губернатором в своем родном крае, он и здесь не остался без поддержки «своих»: они были в банках и правительстве, на всех телевизионных каналах, в среде популярных артистов и певцов — область под их напором дружно проголосовала за Минеева.