Собаки, между тем, исходя злобой, продолжали преследование; снова и снова стреляли пастухи — правда, теперь их почему-то оказалось только двое; и совсем рядом с леденящим свистом пролетали пули. Свирепый изредка подталкивал волчицу мордой, побуждая бежать быстрее. И она старалась, напрягала силы и тяжело, запаленно дышала.
Обернувшись, она увидела, что их настигают рыжий волкодав и две другие собаки. Затем она снова глянула вперед, и взгляд ее тотчас упал на третьего пастуха, который целился в них, стоя на вершине холма. Заметил его и Свирепый и, ткнув волчицу и позвав ее за собой, оставил холм слева и скрылся в низине, заросшей кустарником.
Теперь уже она бежала за ним — сначала по грязи, которую оставил в низине вчерашний дождь, затем — по каменистому склону. Совсем близко, в кустарнике, лаяли собаки; двое пастухов спускались в низину, третий по-прежнему стоял на холме.
Свирепый чуть замедлил бег, пропустил волчицу и, приостановившись, оглянулся. Взглядом победителя смотрел он на вооруженных людей и злобных псов, так упорно преследующих его и волчицу и так страстно желающих их уничтожить. Он, волк, и на этот раз оказался умнее, быстрее и сильнее, — он опять ушел от преследователей, разорвал кольцо смерти и спас себя и свою подругу. Ему нужна была дань, и он взял ее, загрыз овцу, а волчица — еще одну, и теперь они возвращаются в логово, чтобы кормить своих детей, которые совсем скоро станут такими же, как отец, неустрашимыми и грозными волками.
В этот самый миг и ударила его пуля. Ткнувшись мордой о камень, он упал и тут же попытался вскочить на ноги. Но напрасно напрягал он все силы — тело не слушалось его, наливалось свинцовой тяжестью, и туман застилал глаза. Успевшая убежать вперед волчица остановилась и, увидев, что Свирепый лежит, рванулась к нему. Еще одно неимоверное усилие совершил над своим неповинующимся телом Свирепый. Он поднялся и, обнажив белые клыки, словно бы велел ей не приближаться. Затем он сделал шаг, другой — и, повалившись на камни, коротко и громко проскулил, как бы навсегда прощаясь с ней и в то же время приказывая: беги! Беги, ибо остались одни наши дети! Беги, ибо ты нужна им! А мне ты уже не поможешь.
Голова и шея Свирепого были залиты кровью…
Перед мордой волчицы просвистела пуля и с тупым, громким звуком ударилась о камень. Волчица вздрогнула всем телом, ее сосцы заныли. Приподнявшись на передних лапах, снова проскулил Свирепый: беги! Беги быстрей! Не останавливайся… Со мной все кончено.
Наконец-то нагнавший его рыжий пес с обрубленным хвостом вцепился в загривок Свирепого, придавив к земле обессилевшее тело волка. Подоспев, яростно рвали его две другие собаки. Все ближе подбегали пастухи. Один из них выстрелил — и волчица, изнемогая от жалости, скрылась за кустами. Затем, петляя меж валунов, она устремилась наверх, мчалась что было сил, и все существо ее тосковало о Свирепом, которого не было рядом и который — знала она! — уже погиб, растерзанный собаками или убитый еще одним ужасным выстрелом.
Час спустя она осторожно подошла к пещере, вход в которую скрывали вековые деревья. Ноги волчицы мелко дрожали от усталости, она едва стояла. Трое волчат бросились к ней. Вытянувшись на полу, среди разбросанных повсюду костей, она с трудом отрыгнула пищу, и волчата, голодно урча, накинулись на крупные куски еще красного мяса. Они ссорились, толкали друг друга, кусались, и волчица, наблюдая за тем, с какой жадностью они хватают еду, чувствовала, что от радости за них еще сильней становится тоска. Волчата напоминали ей их отца, Свирепого, великого волка, погибшего в одиночестве на холодных камнях, и от сознания необратимости случившегося, от ощущения безысходности и отчаяния она жалобно заскулила и поползла в угол пещеры.
Проснулась она от боли в сосцах. Опять оголодавшие волчата жадно тянули из нее молоко. Сердито зарычав, она отбросила их и встала, гневная на весь мир.
Темно было в пещере. Волчица потянулась и протяжно и громко зевнула. Затем, несколько раз встряхнувшись, приблизилась к выходу. Волчата двинулись за ней, намереваясь снова завладеть ее сосцами. Однако волчица, схватив их за слабые еще загривки, поочередно отнесла в глубину пещеры и сердитым рыканием дала понять, что до ее прихода им надо вести себя смирно.
Холодный и влажный воздух охватил ее, когда она вышла из пещеры. Остановившись, она глянула на небо. Яркая луна лила голубоватый свет на каменистые вершины и темные арчовники, ледяными казались звезды, мерцавшие на безоблачном черном небе.
Внезапная дрожь охватила волчицу — словно она замерзла, чего в эту пору года с ней никогда не случалось. Но не холодный и влажный воздух был тому причиной — с новой силой подступила к ней тоска одиночества и разлуки. Она завыла едва слышно; так тихо, что не поняла и сама — выла она или скулила. Затем, внезапно рассвирепев, проскочила между высокими арчовниками и по каменистому склону, местами поросшему кустами горного клена, помчалась вниз. Изо всех сил спешила она к тому месту, где пуля остановила бег великого волка, отца ее детей, ее заботливого спутника. Запах крови ощущала она в дувшем навстречу жестком ветре, и от свирепого возбуждения глухо рычала на бегу. Когда же с порывами ветра доносились ненавистные запахи пороха и железа, ярость слепила волчицу и она готова была проклясть небо и землю.