— Я, дядя Назар, ухожу…
— Знаю, — прервал его тогда Назар, — идешь здоровым — возвращайся живым.
— Спасибо. — Султан замолчал на миг, подыскивая слова. — Я с одной просьбой к вам.
— Ну, говори.
— Вы знаете, моя мать уже долгое время болеет. В доме почти ничего нет из еды. Что, если бы вы…
— Сейчас я даже соломинки не могу дать.
— Я не говорю, дядя, сейчас… Я не получил плату за восемьдесят трудодней. Зашел вам сказать, чтобы осенью, когда будете распределять зерно, случайно не забыли об этом.
— А-а, это другой разговор.
— Прошу вас, дядя, отдайте мою долю матери. Если до того времени поправится, она и сама придет.
— Не беспокойся. Если я буду здесь, твоя мать не останется голодной. Кроме того, мой прямой долг — помогать матери воина, — сказал ему тогда Назар.
Он не позабыл о слове, данном в то утро Султану, но осенью обещания не выполнил, отдал хлеб Султана своему дружку Имрану, который жил в соседнем селении и обеспечивал его хорошим виноградным вином.
Больная женщина в один из зимних дней сама пришла к Назару, просила, умоляла, а он дал ей только килограмм ячменной муки.
— В амбаре нет и зернышка хлеба, что я могу сделать, откуда возьму?
Через две недели рано утром посыльный постучался в ворота его дома и сообщил, что скончалась жена лудильщика Хуррама и нужно ее похоронить.
— Займитесь этим сами, у меня и других забот по горло. В селении всегда кто-нибудь умирает. Если я буду ходить к каждому, кто станет заниматься делами? — сказал Назар и захлопнул перед его носом ворота.
В начале весны пришла похоронка на Хуррама. Назар взял ее из рук почтальона и, сказав себе: «Этого и следовало ожидать. Теперь, глядишь, очередь и за сыном», — успокоился.
И напрасно, потому что Султан вернулся с войны таким же здоровым, каким уходил.
Старик помнит, как Султан вошел в его кабинет и некоторое время стоял молча. Потом шагнул, положил широкие ладони на край стола и, слегка нагнувшись, с отвращением посмотрел ему в глаза.
— Товарищ Джабиров! Эту вашу бесчеловечность я не забуду до самой своей смерти. А после смерти и кости мои будут ее помнить.
Назар с трудом поднялся с места и, прикинувшись удивленным, сказал:
— Что стряслось, Султан-джон? Давайте сначала поздороваемся. Узнал, что вы вернулись, и хотел вчера навестить вас, да ноги не дошли. Сами знаете, этой проклятой работы больше, чем волос на голове. Вы ведь…
— И хорошо сделали, п р е д с е д а т е л ь. Если бы пришли, я сломал бы вам и вторую ногу.
— Говорите яснее. Что случилось? Почему так рассержены?
— Не прикидывайтесь. Отлично знаете… В селении много людей, и не всем вы сумели заткнуть рты.
— Эй, Султан-джон! Если услышали обо мне какое-нибудь недостойное слово, скажите. Я ни в чем не виноват перед вами. Я навещал вашу мать, осведомлялся о здоровье. Плату за ваш труд, даже с лихвой, положив вот на это плечо, — он показал на свое правое плечо, — отнес и отдал сестрице. Я все время ждал вас, молился, чтобы вернулись живым и здоровым. Неужели сегодня люди вместо того, чтобы сказать обо мне добрые слова, нашептали вам совсем другое?
— Все это ложь, — сказал Султан. — И я сейчас это докажу.
Он схватил Назара за шиворот и потащил на улицу. Навстречу им бросился с плачем Вахид. Он был младше Султана года на четыре.
— Да буду я вашей жертвой, брат, отпустите отца, простите его, — говорил он. — Я знал обо всем. Я украдкой относил вашей матери лепешки. Но это не помогало, уж очень сильно она болела. Каждый раз, когда я относил ей лепешки, она их не ела, а отдавала сиротам… Я все знал. Я никогда не прощу отцу его вину. Но вы не трогайте его, простите, если можете.
Султан только и сказал Назару:
— Дай бог, чтоб этот парень не походил на вас! — И ушел на оглядываясь.
«Никогда не прощу отцу его вину», — вспомнились старику слова Вахида, и он спросил себя: а подобает ли сыну винить отца в его делах? Неужели Вахид на самом деле до сегодняшнего дня не простил? Если не простит собственный сын, то и никто другой не простит. И он должен пенять только на самого себя. За всю свою жизнь он ни разу не оглянулся назад, не посмотрел на дела, которые совершил, не хотел верить, что жизнь подобна ложке, которой едят поочередно. Вот и выходит, что сегодня ему только и остается кусать локти. И ложка сейчас в других руках, в руках Султана например.