Стояло тягостное молчание. Перехватив очередной взгляд Хамида, отец смутился.
— Еще немного, и шурпа поспеет. Поедим, и поедете, — сказал он, поднимаясь. — Я сейчас вернусь.
— Скажи отцу, пусть не беспокоится, — раздраженно сказал Хамид. — Давно пора ехать. Жара, дорога неблизкая, да и запасного колеса нет.
Латиф пытался его успокоить:
— Хотя бы часок посидите. Видите, как расстроился старик. Сегодня ведь воскресенье. Да и ко мне бы зашли. Мы с Эраджем целую вечность не виделись.
Эраджу было страшно неловко. Латифа он любил как брата.
— Честное слово, Латиф, спешим, — виновато улыбнулся Эрадж. — У меня завтра большое испытание.
Латиф изумился, но расспрашивать не стал.
— Ну вот что, ребята, — зевнул Хамид. — Надо бы заправиться. Пока прокрутимся, два часа пройдет.
— Вы подождите, а я сгоняю в райцентр, — предложил Латиф.
— Вместе поедем, — поднялся Хамид.
— Ты посиди. Он сам управится. Десять лет за рулем…
— Ну нет. Машину я даже близкому другу не доверяю, — усмехнулся Хамид и пошел к своему «Москвичу».
Отец вернулся с чаем. Он молча сел рядом с Эраджем, изредка, но тревожно поглядывал на него.
— Что-то, сынок, плохо выглядишь. Побледнел, осунулся. И глаза грустные.
— Да нет, отец. Все в порядке.
«Какой же тут порядок? — подумал старик. — Совсем плох стал. Наверное, все глаза проглядел за книгами. Недаром ведь говорят: науку постичь, что колодец иголкой выкопать. Когда же оно кончится, это ученье? Скоро тридцать, а все учится. У всех его сверстников семьи, дети. Живут себе спокойно. А он все один. И когда жить по-настоящему начнет? Скорее бы уж эта самая… защита. Будь она неладна. Худой какой. Нуждается, наверное. На сто рублей в городе особенно не разживешься. За стакан воды и то платить надо…»
— Рассказал бы ты, сынок, как живешь, как здоровье.
— Что рассказывать? На здоровье не жалуюсь, — ласково посмотрел на отца Эрадж. — Работу, можно сказать, закончил.
— Это хорошо, сынок. Здоровье дороже любых денег. Береги его. Ты в семье старший. Вся надежда на тебя. Я стар. Брат с сестрой совсем еще дети. Может, тебе придется о них заботиться. Эх, здоровье! — покачал он головой. — Тело здорово — душа спокойна, дела процветают.
Эрадж задумчиво молчал.
Старик поднялся, кряхтя и поохивая.
— Я только на шурпу взгляну.
Собирался серьезно поговорить с сыном, но решил, что сейчас не время. Он чувствовал, что дни его сочтены. Особенно ясно понял это на похоронах жены. Теперь его черед. Смерти он не боялся. Жизнь его была нелегка. Счастливой ее не назовешь, но это была долгая жизнь, не омраченная ни злом, ни завистью. Единственное, что его беспокоило, — судьба детей. Он хотел благословить Эраджа и попрощаться с ним, но передумал: впопыхах, перед дорогой, при чужом человеке…
Эрадж смотрел на удаляющегося отца, с болью замечая, как тот внезапно одряхлел! Ему и в голову не приходило, что отец когда-нибудь станет вот таким старым. А ведь совсем недавно он шутя поднимал центнер пшеницы и укладывал на спину осла. На состязаниях силачей всегда выходил победителем. Огород и сад вскапывал за два дня…
Вернулся недовольный Хамид.
— Нашли бензин?
— Найти-то нашли. Только вот опозорился я перед твоим другом.
— Что случилось? — удивился Эрадж.
— Сам знаешь, пусто у меня в кармане. Пришлось Латифу заплатить. Да еще пришлось туфельки купить для сына… Импортные… Здесь они в пыли валяются, а в Душанбе их и не найти. Так что я стал должником.
— Ничего страшного… Латиф-то где?
— Зашел к себе домой. Сейчас придет… — Хамид присел рядом с Эраджем. — Зови отца. Пора ехать.
— А, вернулись? — заглянул в комнату отец. — Вот и хорошо. Я не задержу вас. Эрадж-джон, выйди на минутку, помоги мне.
Они вернулись с тремя чашками дымящейся шурпы. Хамид торопливо проглотил несколько ложек и вытер руки.
Отец совсем смутился и отложил ложку. Но Эрадж, будто ничего не заметив, не спеша закончил еду.
— А теперь разрешите нам уехать, — повернулся он к отцу. — Не переживайте… Через неделю я возьму отпуск и приеду.
Отец печально смотрел на гостя.
— Да, дядя, надо ехать, — сказал Хамид. — Спасибо за угощение.
Отец прочел молитву, немного помолчал над преломленной лепешкой, с трудом поднялся и вышел в другую комнату. Через минуту он вынес шелковый полосатый халат, набросил его на плечи Хамида.