Я ехал в лифте вместе с двумя женщинами, и никто из них не замечал меня. Они болтали о своем, поглядывая сквозь меня. Я был незрим. Почему-то от этого было тоскливо.
Шестой этаж. 696-й номер, в дальнем конце коридора, напротив. Я словно был здесь ранее. Я постучал, доставая на ходу пистолет.
-Кто там? - спросил мужской бас.
-Шампанское в номер, - ответил я.
- Нэ заказывали, - недоверчиво ответил голос, но дверь все же чуть отворилась, и это было ошибкой. Я ударил ногой со всех сил и начал стрелять.
Их было четверо, они были вооружены до зубов, наверняка в бронежилетах. Лица кавказской национальности, самые что есть неприятные, небритые и неопрятные. Они стреляли в меня, но их пуль я не чувствовал, они словно просачивались сквозь меня и рикошетили в стены, пол. Наконец, кулем свалился последний. Я стрелял в головы. Все равно, даже если в них до этого были мозги, то мозги неправильные, с кривыми прогнившими извилинами. Люди, зарабатывающие на смерти себе подобных - что это, если не падаль?
Я вошел вовнутрь, распахнул еще одну дверь. На диване, закутавшись в синий халата, с пистолетом в руке сидел пожилой азейбарджанец. Махмуд, собственной персоной.
- Шайтан, все же пришел. - тихим скрипучим голосом пробормотал он. - Я думал - только сны, ан нет.
- Не сон, - подтвердил я.
...Это он убил меня. Не сам лично, нет. Когда он по какому-то совпадению заехал именно в тот вечер в цех, я как раз убедился, что здесь делают не вино, а наркотики. Своей реакцией я выдал себя, и пришлось задерживать сообщников без группы захвата. Все бы ничего, я контролировал ситуацию, сопротивления мне не оказали, но Махмуд услышал, что происходит за дверью, и впустил туда своих боевиков. Те перебили всех до единого, всех своих, чтобы избавиться от свидетелей. Всех, кроме меня. Меня только тяжело, но не смертельно, ранили в плечо и повязали. Чтобы замести следы, меня вывезли за город.
«Жить - хочешь?» - участливо спрашивал Махмуд в машине, пока меня везли, а я ничего не видел, ничего не понимал, на глаза мне одели повязку. «Все хотят», - заключил он, поскольку я молчал, - «Не лез бы не в свое дело - жил бы, сколько влезет».
Меня вывели в лес и, не снимая повязки, расстреляли. Перед смертью Махмуд рассказал мне, видимо, чтобы сильнее поиздеваться, насколько бесполезным было мое разоблачение их цеха. Он рассказал насколько сильна их организация, какая мощная база существует в катакомбах, где их никто не потревожит. Насколько плевал он на нас, «поганых ментов» и конкретно на такое «мелкое ничтожество», как я. И дал сигнал. У меня не было шансов. Как нет их сейчас у самого Махмуда...
- Я не боюсь мертвяков, - сообщил он мне, оскаливаясь. - Махмуд ничего не боится.
- А жить хочешь? - спросил я.
- Всем умирать, - махнул он рукой. - Я знал, что ты придешь. Во снах приходил...мучил, шайтан. Кончай уж. Мой сын продолжит мое дело, - успокоенно улыбнулся он, поглаживая дуло пистолета.
- Твой сын мертв, - безразлично сказал я. - Убит в перестрелке. Ваша база разбита.
- Ты лжешь, скотина, - закричал он, привставая, и я с удовлетворением понял, что, наконец, задел его за живое. - Мой сын выехал из страны!
- Нет, - улыбнулся я, - он не поверил тебе и решил остаться. Для тебя все кончено, бандит.
Махмуд обессиленно опустился на диван. В его глазах мелькнула тоскливая обреченность. Пистолет выпал из рук на пол.
- Твой бог сильнее моего, мертвяк, - прохрипел он. - Я устал. Ты добился своего. Я боюсь. - по его телу пробежала дрожь. - Я боюсь того, что меня ждет. Я не хочу туда. Но сделанного не воротишь. Прошу, кончай скорее.
Я поднял пистолет. На секунду у меня мелькнуло сомнение. Тех четверых я убил в схватке, они стреляли в меня, пусть и не могли причинить вреда. Смогу ли я убить безоружного, отчаявшегося старика? Но потом я вспомнил Валю...потерявшую мужа, вспомнил о тысячах, десятках и сотнях тысяч людей, чью жизнь покалечили наркотики...вспомнил о себе, с повязкой на глазах стоящего на пороге выкопанной могилы...
Я выстрелил, и Махмуд потерял свое лицо.
Я вышел из «Интуриста». Вокруг гудели сирены, сверкали мигалки, бегали люди в форме. Все это не касалось меня, с каждым мигом уходило дальше и дальше.
Я шел домой пешком. К Вале. Попрощаться.
Она открыла дверь на звонок. Она была еще в форме, не успела переодеться. Она и в ней была очаровательно красива и сексуальна. Мое сердце болезненно сжалось.
- Толя?...
- Да, я, - сказал я, заходя вовнутрь. Но она так и осталась стоять в дверях в напряженной высматривающей позе.