Список предсмертных дел (то, что хочу сделать перед смертью):
— не ходить в университет;
— не работать;
— не ограничивать себя;
— есть вкусную еду;
— смотреть на красивые вещи;
— написать завещание;
— встретиться с Нарусэ и поговорить с ним;
— встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах.
— А об этом лучше забудьте.
Я обернулся. За спиной стояла Мияги (и когда успела подойти? Только что ведь в углу сидела) и вглядывалась в мои записи.
Она указала пальцем на последний пункт списка — «встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах».
— А что, наблюдатели обязаны подглядывать и совать свой нос даже в такие дела? — съязвил я.
Мияги оставила мой вопрос без ответа и продолжила:
— Так уж вышло, что ваша Химэно-сан стала матерью в семнадцать лет. Она не окончила школу, в восемнадцать вышла замуж, через год развелась, в двадцать лет вернулась к родителям и сейчас занята воспитанием ребёнка. Ничего хорошего вы не добьётесь, если попытаетесь её найти. Через два года она сбросится с крыши, оставив мрачную предсмертную записку. Кроме того, вас Химэно-сан почти не помнит, а обещание, которое вы дали друг другу в десять лет, — и подавно.
Я и слова не смог вымолвить; на миг показалось, что стало нечем дышать.
— Неужели ты знаешь даже это? — наконец выдохнул я, изо всех сил стараясь скрыть смятение. — Судя по твоим словам, тебе известно всё моё будущее?
Мияги моргнула два-три раза и покачала головой:
— Кусуноки-сан, мне известно лишь то, что могло с вами произойти. Сейчас эта информация уже не имеет смысла: решение продать собственную жизнь полностью изменило ваше будущее. К тому же я знаю только самые важные, определяющие события того несбывшегося будущего.
Мияги поднесла к волосам правую ладонь и отвела прядь за ухо, не отрывая взгляда от моего блокнота.
— Насколько я понимаю, Химэно-сан очень много для вас значила. В вашей биографии её имя встречалось чуть ли не на каждой строке.
— Это относительно, — не согласился я. — Просто всё остальное для меня представляло куда меньшую ценность.
— Наверное, можно и так сказать. В любом случае поверьте: встреча с Химэно будет для вас напрасной тратой времени. Вы попросту испортите себе хорошие воспоминания.
— Спасибо за заботу. Только они давно уже испорчены.
— Но хоть время сэкономите.
— Может быть. А тебе вообще разрешено вот так брать и запросто выкладывать людям про их будущее?
Мияги удивлённо посмотрела на меня:
— Скорее позвольте спросить: почему вы решили, что это запрещено?
Тут я не нашёл что ответить. В конце концов, если я попытаюсь использовать свои знания о будущем во зло, Мияги тут же сообщит в главный офис, и я умру на месте.
— На самом деле мы желаем вам только спокойной жизни, — продолжила она. — Поэтому и даём советы, основываясь на информации о вашем будущем, и предупреждаем, чтобы избежать худшего.
Я озадаченно почесал голову:
— Послушай. Ты наверняка хочешь оградить меня от неприятных переживаний и разочарования. Но в итоге-то получается что? Отнимаешь у меня свободу переживать и разочаровываться. Да… Например, может, я не от тебя хотел узнать горькую правду, а непосредственно от Химэно, пусть она бы разбила мне сердце. С такой точки зрения ты оказываешь мне медвежью услугу.
Мияги раздражённо вздохнула.
— Вот как? Я-то думала помочь. Однако если вы так считаете, то с моей стороны, конечно, было весьма бестактно рассказать вам обо всём. Прошу прощения, — сказала она и поклонилась. — Напоследок позвольте предупредить. Не стоит ожидать, что дальше события будут развиваться по справедливому или логичному сценарию. Вы продали свою жизнь. Другими словами, по своей воле решили вступить в мир, в котором не действуют законы человеческого общества. Теперь практически бесполезно рассуждать о свободе выбора и праве на что-либо, ведь это было ваше решение. — Затем Мияги вернулась в угол комнаты и опять села, обхватив руками колени. — Тем не менее отныне я буду уважать ваше право на переживания и разочарования, поэтому ни слова не скажу об остальных пунктах вашего списка. Пожалуйста, делайте что хотите. Пока это не нарушает покой окружающих людей, я не буду пытаться вас остановить.
На мой взгляд, последнее наставление было совершенно излишним.
Я заметил словно бы печальное выражение на лице Мияги во время этой речи, но даже не задумался, что бы это значило.