Вдруг захотелось выглянуть в окно, но меня останавливало присутствие Мияги: я живо представил, как она тут же скажет: «Почему бы вам не выйти на улицу, раз так хочется посмотреть на фейерверк?» И что я ей отвечу? Не говорить же правду: мол, не хочу, потому что мне неловко, когда вокруг люди.
И почему так? Жить осталось три месяца, а меня волнует, что кто-то там подумает.
Пока я боролся с искушением, Мияги, будто желая подлить масла в огонь, подошла к окну, убрала москитную сетку и высунулась наружу, чтобы взглянуть на фейерверк. Казалось, она не любуется им, а с восхищением рассматривает, как некую диковинку, но в том, что он её заинтересовал, можно было не сомневаться.
— Эй, госпожа наблюдатель. Ты чего туда уставилась? А кто за мной смотреть будет, чтобы я не сбежал?
Мияги ответила, не отрывая взгляда от фейерверка:
— Хотите, чтобы я за вами следила?
В её голосе мне послышалась ирония.
— Ещё чего. Жду не дождусь твоего ухода. При тебе толком и сделать ничего не могу.
— Правда? Вам будто бы есть чего стесняться. Кстати, если вдруг задумаете сбежать, то знайте: вы не должны отходить от меня дальше определённого расстояния, иначе это будет воспринято как желание нарушить общественный порядок, и вы сразу же умрёте. Так что будьте осторожны.
— Определённое расстояние — это сколько?
— Здесь нет строгого ограничения, но я думаю, что-то около ста метров.
Нет чтобы сразу сказать.
— Ладно, учту, — ответил я.
Где-то в небе раздался лёгкий хлопок: похоже, фейерверк близился к кульминации. Утих шум в соседней квартире: наверное, студенты ушли посмотреть на праздник.
Тут Мияги наконец заговорила о том, что должно было случиться в моей жизни.
— Так вот, в грядущие тридцать лет… Начнём с того, что студенческие годы пролетят очень быстро, — сказала она. — Вы будете только зарабатывать на жизнь, читать книги, слушать музыку и спать. Однообразные пустые дни сольются в один, и время помчится вперёд с огромной скоростью. Вы окончите университет, толком ничему не научившись, и по иронии судьбы устроитесь на работу, которую в детстве просто презирали. Тут бы вам смириться со своим положением, но вы по-прежнему будете думать, что вы особенный, и считать, что вам там не место. Это заблуждение помешает вам стать частью коллектива. С пустыми глазами вы будете ходить на работу и домой, трудиться, не щадя собственных сил и не оставляя себе даже времени задуматься о жизни. В итоге выпивка станет вашим единственным развлечением, амбиции и надежда на великое будущее исчезнут, и вы превратитесь в человека, который не имеет ничего общего с идеалом вашего детства.
— Но ведь такое со многими случается, — вставил я.
— Именно, со многими. Уныние — удел большинства, однако каждый переживает его по-своему. Вам жизненно необходимо ощущать своё превосходство над остальными, но в вашем мирке нет места ни для кого другого, и вам не к кому обратиться за душевной поддержкой. Полагаться вы можете только на себя. И крушение одной-единственной опоры приведёт вас к гибели.
— Гибели? — переспросил я.
— Так вы доживёте до тридцати пяти лет. Вы одиноки, единственное ваше хобби — бесцельная гонка на мотоцикле по городу. Наверняка вам известно, что это очень опасный вид транспорта, особенно для человека, который и так считает свою жизнь конченой. Однажды ваш мотоцикл столкнётся с автомобилем, но, к счастью, вы никого не собьёте, только улетите в кювет. Увы, после аварии вы потеряете многое. Половину лица, способность ходить, почти все пальцы.
Я разумом понимал, что значит «потерять половину лица», но в воображении не складывалось чёткой картинки. Скорее всего, выглядит эта самая половина просто ужасно — как место, которое раньше было лицом.
— Поскольку собственная внешность значила для вас немало, отныне вы подумываете о том, чтобы сделать последний шаг. Но именно на это никак не решаетесь. Вас по-прежнему не отпускает надежда. Надежда на внезапную перемену к лучшему. В самом деле, никто не станет отрицать, что такое возможно, но не более. Пожалуй, такая надежда — своеобразный инструмент в руках дьявола. Цепляясь за неё, вы проживёте до пятидесяти лет, но в итоге ничего не добьётесь и, окончательно опустившись, встретите свой конец в полном одиночестве. О вас никто не вспомнит, и вы умрёте с мыслью, что всё должно было сложиться иначе.