— А тебе разве ничего не надо?
Она почему-то смутилась:
— Знаете, вам лучше не говорить со мной на людях.
— Почему? Это запрещено?
— Вообще-то я вам уже объясняла, но... Видите ли, мы, наблюдатели, совершенно незаметны для всех вокруг, кроме объекта наблюдения. Вот, взгляните.
Тут Мияги схватилась за рукав официантки и пару раз дёрнула.
Как она и обещала, та ничего не заметила.
— Любые ощущения, которые мы можем вызывать у окружающих, игнорируются их органами восприятия, — продолжила Мияги и подняла стакан в воздух. — Таким образом, когда я поднимаю стакан, для неё это не выглядит, будто он завис в воздухе. Для неё он никуда не исчез, не сдвинулся с места — просто вдруг перестал существовать. Люди не в состоянии обнаружить моё присутствие, но и осознать моё отсутствие они тоже не могут. Однако здесь есть единственное исключение. Наблюдателя может видеть объект наблюдения. Осложняется всё тем, что я существую для вас, но незаметна для окружающих, тогда как вас они прекрасно видят. Другими словами, Кусуноки-сан... Сейчас всё выглядит так, будто вы разговариваете сами с собой.
Я осторожно покосился на официантку: она смотрела на меня как на сумасшедшего.
Несколько минут спустя я попивал кофе, подумывая о том, чтобы уйти, не дождавшись Нарусэ. Этим бы и кончилось, появись он чуть позже. Однако он вошёл в ресторан за мгновение до того, как я решил скрыться, так что пришлось подать знак, приглашая его к столику.
Он чересчур бурно мне обрадовался, а ещё, очевидно, совсем не замечал Мияги.
— Давненько не виделись. Ну, как ты? — поздоровался Нарусэ.
— Нормально.
Хотя, конечно, человек, которому осталось жить меньше полугода, так говорить не должен.
Мы разговорились и вскоре болтали так же непринуждённо, как в школьные времена. Уже не помню, о чём именно шла речь, но это и неважно. Беседовали мы всегда с одной целью: взять какую-нибудь тему и поупражняться на ней в остроумии. Мы просто говорили, перебивая друг друга, тут же забывали о чём и весело смеялись.
О том, что жить мне осталось очень недолго, я решил умолчать. Во-первых, неизвестно, поверил бы мне Нарусэ или нет, а во-вторых, это только испортило бы атмосферу встречи. Узнав, что я умру меньше чем через полгода, Нарусэ начал бы выбирать выражения и меньше шутить, а то и вообще вбил бы себе в голову, что меня надо как-то утешить. Даже думать о таком не хотелось.
Кажется, мы довольно весело проводили время. До определённого момента...
— Кстати, Кусуноки, — будто вспомнил Нарусэ. — А ты до сих пор рисуешь?
— Нет, — резко ответил я, а потом постарался смягчить ответ: — Как поступил на первый курс, совсем забросил.
— А, правда? — рассмеялся Нарусэ. — Я уж не знал, как реагировать, если бы ты до сих пор этим занимался.
И тут всё закончилось.
Мой доброжелательный настрой по отношению к Нарусэ моментально испарился: десять секунд свели на нет три года дружбы. Мне с ним стало неинтересно.
Он попытался исправить положение шуткой, я же обратился к нему мысленно.
«Слушай, Нарусэ, — думал я, — ты просто не имеешь права смеяться. Да, безусловно, я сам бросил рисовать, но всё же это не повод насмехаться над моим увлечением. Правда, я считал, что тут тебе ничего объяснять не надо, сам должен понимать».
Мне перехотелось улыбаться; я закурил, но сидел молча и просто кивал в такт его словам.
Мияги рядом вдруг заговорила:
— Давайте сверим ответы.
Я отрицательно покачал головой, но она всё равно продолжила:
— Нарусэ только что вас разочаровал, но на самом деле он привязан к вам меньше, чем вы думаете. Изначально вы должны были встретиться через два года, поспорить из-за какой-то мелочи и окончательно рассориться. Лучше до этого не доводить, а просто прекратить с ним общение. Вы зря на него надеетесь, он того не стоит.
И тут я вспылил. Не потому, что она плохо отозвалась о моём друге или сообщила мне то, о чём я знать не хотел. Меня не задели циничные слова, и уж тем более я не вымещал на Мияги злость из-за того, что Нарусэ посмеялся над моей детской мечтой.
Но что же тогда меня вывело из себя? Сам толком не знаю. Нарусэ о чём-то беспечно болтал, Мияги рядом бормотала неприятные вещи, за столиком напротив две молодые девушки общались одними междометиями, постоянно повышая голос. Позади что-то праздновала какая-то театральная труппа: они постоянно произносили пафосные тосты; а в центре зала стол студентов время от времени взрывался невыносимо громкими аплодисментами. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что больше не выдержу здесь ни секунды.