— Надо же, каким честным и добрым мальчиком вы были десять лет назад! — почти с восхищением сказала Мияги. — Так что будете делать?
— Найду Химэно, — заявил я. — Понимаю, что, скорее всего, затея нелепая и бесполезная. А до такой степени привязаться к подруге детства, которую десять лет не видел, — вообще верх глупости. Но всё-таки это просьба от меня прошлого. И мне нынешнему хочется её исполнить. Возможно, я сделаю себе хуже — только ещё больше разочаруюсь. Но я решил: не сдамся, пока своими глазами не увижу, что всё бесполезно. Хочу найти её и поговорить в последний раз, а в благодарность за то, что она была для меня смыслом жизни, собираюсь отдать ей триста тысяч, которые получил за эту самую жизнь. Конечно, кое-что я уже потратил. Полагаю, ты будешь против, но ведь я заработал эти деньги, продав свою жизнь. Могу делать с ними что хочу, правда?
— Я не буду вас останавливать, — сказала Мияги. — Вообще-то я даже немного вас понимаю.
Даже досадно стало: я не ожидал, что она так легко согласится.
Я не задумался над её ответом, не попытался узнать, что она имела в виду. Лишь позже мне открылось, какой смысл девушка вкладывала в свои слова.
«Немного вас понимаю» — мягко сказано, ведь на самом деле она по себе знала, что я чувствовал, и узнала гораздо раньше меня.
— Завтра я думаю съездить домой к Химэно. Она ведь сейчас живёт у родителей?
— Да. Она там живёт с тех пор, как рассталась с мужем, — ответила Мияги и настороженно покосилась на меня — видно, остерегалась говорить при мне о Химэно, боясь, что я снова ни с того ни с сего разозлюсь.
— Спасибо, — выдал я неожиданно для себя самого.
— Пожалуйста, — будто бы с облегчением откликнулась Мияги.
Откуда я знал новый адрес Химэно после её переезда? Дело в том, что летом, когда мне исполнилось семнадцать, я получил от неё письмо.
Странное, неуютное чувство охватило меня при прочтении — как будто писала не она.
Химэно рассказывала о разных мелочах: жаловалась, что из-за большой учебной нагрузки и книжку совсем некогда почитать, и даже письмо пришлось писать, выкраивая время в перерывах между уроками; поведала о том, в какой вуз собирается поступать, а также сообщила, что подумывает заглянуть ко мне на зимних каникулах.
В общем, письмо будто сочинила самая обычная семнадцатилетняя девушка, и даже почерк был аккуратный и круглый — тоже как у обычной семнадцатилетней девушки.
Именно поэтому я не мог избавиться от странного чувства. Окажись отправителем обычная девушка, я бы не удивился. Однако письмо пришло от Химэно — такой же ненормальной, как я сам, — её обычной не назовёшь даже с натяжкой.
Почему же в письме не было ни одного ехидного замечания, ни единого ругательства? Куда подевалась та неправильная Химэно, которую я знал? Неужели человек так меняется, едва ему исполнится семнадцать? Или же письменная и устная речь создают совершенно разное впечатление, и поэтому на письме Химэно казалась совсем обычной девочкой?
Я так и не понял, в чём дело, но через две недели ответил письмом похожего содержания. Написал, что тоже занят подготовкой к вступительным экзаменам, поэтому отвечаю так поздно, упомянул название вуза, в который собирался поступать, а напоследок сообщил, что буду очень рад, если она меня навестит.
Я ждал ответа, но Химэно не написала ни через неделю, ни через месяц и сама на зимние каникулы тоже не появилась.
Неужели я в чём-то ошибся? Но мне казалось, я выразил в письме своё желание с ней встретиться, и эта откровенность стоила мне немалых усилий.
Я решил, что выбрал неправильный тон ответа. Однако Химэно, видимо, тогда уже была беременна от неизвестного мне человека — от того, за кого вышла замуж в восемнадцать лет и с кем через год развелась.
Выходит, это не очень хорошее воспоминание. Зато благодаря тому письму я сейчас знал адрес Химэно. Стоило порадоваться хотя бы такой мелочи.
Я больше не собирался ходить в университет, но, чтобы проверить адрес Химэно, мне нужен был компьютер в вузовской библиотеке. Я вставил ключ в мопед, опустил ногу на педаль и вдруг вспомнил слова Мияги.
— Кстати, мне ведь нельзя отходить от тебя дальше чем на сто метров?
— Да, — ответила Мияги. — Прошу прощения, уезжать одному вам не стоит... Но ведь этот мопед рассчитан на двоих?
— Ну да, — сказал я.
Я купил подержанный Cub-110 для поездок в университет. У мопеда отсутствовала задняя передача, но зато сиденье было двухместным. Шлема для пассажира у меня не было, но, так как Мияги никто не видел, вопросов и нареканий по этому поводу опасаться не стоило.