— Да. Я ведь не знаю ничего другого. Только за это и остаётся цепляться. — Тут Мияги поднялась и села, обхватив колени. — Вот почему я очень хорошо вас понимаю. Хоть вы этого и не хотите.
— Да нет, — тут же откликнулся я. — Наоборот, спасибо, что понимаешь.
— Пожалуйста. — Мияги сдержанно улыбнулась.
Мы сфотографировали автомат возле озера и вернулись домой.
— Я сегодня очень устала, — заявила Мияги и забралась на мой футон.
Я украдкой взглянул на неё, но, похоже, она попыталась сделать то же самое, поэтому мы поспешно опустили глаза, повернулись в противоположные стороны и постарались заснуть.
Жаль, я не загадал при виде падающей звезды, чтобы такие дни длились вечно.
Утром Мияги пропала, и только её тетрадь лежала на подушке.
ГЛАВА 12
Лгунья и маленькая просьба
Когда Мияги впервые появилась на пороге моей квартиры, я нервничал при мысли о том, что она на меня смотрит.
«Окажись наблюдатель её полной противоположностью — скажем, нечистоплотным мужчиной средних лет, — можно было бы расслабиться и думать только о том, чего хочу», — размышлял я тогда.
На замену Мияги пришёл именно такой человек: низкорослый, безобразно лысеющий, с красным, как у алкоголика, лицом, бритым подбородком, отливающим синевой, и жирным блеском на коже. Он слишком часто моргал, дышал со свистом и разговаривал так, будто в горле у него скопилась мокрота.
— А где девушка, которая была раньше? — первым делом спросил я у него.
— У неё выходной, — буркнул мужчина. — Сегодня и завтра я вместо неё.
Я вздохнул с облегчением. Хорошо, что они не по сменам работают. Значит, Мияги вернётся через два дня.
— Не знал, что у наблюдателей бывают выходные, — сказал я.
— Это необходимость. Нам-то ещё жить и жить, в отличие от тебя, — ехидно ответил новый наблюдатель.
— Неужели? Вот и хорошо. Значит, послезавтра её выходные закончатся, и она вернётся?
— Да, согласно графику, — подтвердил он.
Я сонно потёр глаза и снова взглянул на мужчину в углу комнаты. Он рассматривал мой альбом с фотоснимками автоматов.
— Что это такое? — спросил наблюдатель.
— Ты никогда не видел вендинговые автоматы? — невинно откликнулся я.
Мужчина щёлкнул языком:
— Я спрашиваю, зачем ты всё это нафотографировал?
— Тот, кто любит небо, фотографирует небо, тот, кто любит цветы, фотографирует цветы, а тот, кто любит поезда, фотографирует поезда. Так и я. Фотографирую то, что хочу. Люблю вендинговые автоматы.
Мужчина со скучающим видом пролистал несколько страниц.
— Макулатура, — подытожил он и небрежно бросил мне альбом, затем оглядел кучу бумажных журавликов вокруг и нарочито вздохнул. — И на что ты тратишь свою жизнь? Сплошная ерунда. Совсем заняться нечем, что ли?
Его отношение меня не задело. Иногда действительно легче, когда в лицо говорят то, что думают. Намного лучше, чем многозначительный взгляд, устремлённый на тебя из угла комнаты.
Я рассмеялся:
— Может быть, и есть чем, но мне и так хорошо. Куда уж лучше.
Мужчина и дальше цеплялся ко мне по каждому поводу. Я подумал, что наблюдатель попался какой-то чересчур придирчивый.
Причина выяснилась после обеда, когда я слушал музыку, лёжа перед вентилятором.
— Эй ты, — окликнул он меня.
Я сделал вид, что не слышу.
Тогда он кашлянул и заявил:
— Надеюсь, ты эту девочку не обижал?
Под определение «эта девочка» подходил только один человек, однако я совершенно не ожидал, что новый наблюдатель может называть Мияги именно так, поэтому замешкался с ответом.
— Эту девочку — то есть Мияги?
— А кого ещё?
Мужчина нахмурился, будто ему было неприятно слышать имя Мияги от меня.
И тогда я вдруг проникся к нему симпатией. Ах, вот оно что, да мы ведь похожи!
— Так ты дружишь с Мияги? — спросил я.
— Нет, не дружу. Тем более что мы друг для друга невидимы, — вдруг присмирев, ответил мужчина. — Разве что два-три раза с ней переписывался. Я оформлял покупку её времени и обстоятельно просмотрел бумаги по делу.
— И что подумал?
— Подумал, что жалко её, — отрезал он. — Слов нет как жалко.
Похоже, говорил он искренне.
— Моя жизнь стоила столько же, сколько и её. Меня тебе не жалко?
— Дурак ты. Ты-то умрёшь скоро, и все дела.
— Правильный у тебя взгляд на вещи, — одобрил я.
— Но девочка ведь продала то, что вообще продавать не следовало. Ей тогда было десять лет — разве можно в таком возрасте сделать правильный выбор? И теперь бедняжка работает с кончеными людьми вроде тебя… Так вот, к делу: ты ведь её ничем не обидел? От твоего ответа зависит, как ты проведёшь остаток своей жизни.