Мазин улыбнулся.
- Кто ничего не делает, тот, по крайней мере, не ошибается?
- Попроще беру. Себя виню, наговорил вам лишнего.
- Лишнего?
- Именно. Про Валерия. Выдумка моя, несерьезно.
- Почему так строго, Демьяныч?
- Если уж бесхитростно сказать, от обиды вышло, Игорь Николаевич. Плохой советчик обида.
- Чем он вас обидел?
Пасечник подул на горячий чай.
- Да ничем вроде и не обижал. Скорее видимость одна. Человек так устроен: составит мнение и поверил, горе одно!
"Они почти одинаково признаются во взаимной антипатии!"
- Как сказал Цицерон: горе порождается не природой, но нашими мнениями?
- Очень верно, Игорь Николаевич. Запомнить такие слова хочется. Мнение - важный предмет. И у меня своя гордость есть. Хоть я не заслуженный художник и ничем не знаменитый, а человек простой, трудящийся, но люблю, чтобы меня люди уважали. Тщеславие такое. Здесь я с людьми поладил, никто не жалуется, а вот Валерий, чувствую, против меня настроен. Зла не делает, но в шутках, насмешках проявляется. То сектантом обзовет, то единоличником. А какой же я единоличник, если за колхозной пасекой смотрю? Зачем такие политические упреки делать? Недобрый он, Игорь Николаевич. Отцу завидовал, а это нехорошо. И насчет супруги его вел себя недостойно. Врать я вам не врал. Что видел, то было. А говорить не следовало. Перепуталось все, а я вроде бы мщу, счеты свожу. Потому повторно вас прошу: сплетню мою до следствия не доводите.
"Хитрит старик, - подумал Мазин. - Вроде бы сожалеет, а сам не любит Валерия крепко".
- Напрасно беспокоитесь, Демьяныч.
- Успокоили, Игорь Николаевич, успокоили. А то я заметил, изменились вы с утра.
"Ему не откажешь в наблюдательности!"
- В самом деле?
- Сдержаннее стали, посуровели.
"Старик настойчив, и за этим не одно любопытство. Однако о карабине ни слова. Впрочем, если он не знает, что в меня стреляли, зачем ему говорить об этом?"
- С утра кое-что произошло, Демьяныч. В меня стреляли.
Мазин сделал паузу, а пасечник осторожно поставил на стол блюдце с недопитым чаем и вытер бескровные губы.
- В вас? Не ожидал. Слава богу, промахнулись. Как же это произошло?
- Я стоял у окна в домике на озере... - начал Мазин, а окончив, спросил: - Как вам моя история показалась?
Ответ последовал фаталистический:
- Да раз возникло, Игорь Николаевич, смертоубийство, так что поделаешь? Кто такое начал, того не остановишь, пока он цели своей не добьется или, наоборот, шею не сломает.
- Цель-то в чем?
Пасечник глянул, как показалось Мазину, снисходительно.
- Не знаю, Игорь Николаевич. А вы?
И он принялся наливать себе чай. Не в чашку, а прямо в блюдце, очень крепкий чай из заварного чайника. Густого ароматного настоя.
- Есть у меня, Демьяныч, зацепка для поиска. Пуля. Нужно выяснить, у кого здесь карабин имеется.
Пасечник поднес блюдце к губам и причмокнул, раскусывая во рту кусочек сахара.
- Труда это не составит, Игорь Николаевич. Секреты здешние на виду. От своих не скроешь. Тесновато.
- И вы знаете?
- Знаю, да и без меня вам его фамилия известна.
- Догадываюсь, - согласился Мазин.
- Но не Матвей в вас стрелял. Потому что не такой он парень, чтобы карабин в лесу бросить.
- Бросить?
- Именно. Привелось мне той тропкой ехать утречком. Гляжу, стоит винтовка, к дереву прислоненная. Бесхозная.
"Прислоненная к дереву! Любопытная аккуратность".
- Что же вы с ней сделали?
- Как что? Отвез Матвею.
Мазину стало досадно. Подтвердилась простая и бесплодная версия. Похожая на мираж, проплывший заманчиво по горизонту. Филипенко не стрелял, Валерий не стрелял, Демьяныч тоже. Остаются Олег и Кушнарев. Впрочем, почему он списал первую тройку? Матвей мог пожертвовать карабином, чтобы отвести от себя тяжкое обвинение, Валерий мог подсунуть оружие на пути пасечника и наблюдать из кустов, как тот среагирует. Да и сам Демьяныч... Хотя его психологическое алиби выглядит наиболее убедительно.
- Откуда ж мне было знать, что из этого ружья на вас покушались? Вот и доставил хозяину. Еще чайку позволите?
Мазин подвинул пустой стакан.
- Налейте. Вы здесь, значит, обитатель не постоянный?
- Временный. Пчелок подкормиться вывез.
- Калугина давно знали?
- Что вы! - покачал головой пасечник, снисходя к простодушию собеседника. - Откуда мне такого человека знать? В Тригорске по случаю пришлось познакомиться. Медок у меня Михал Михалыч брал. Он там в санатории лечился. Понравился ему мед, беседовать стали. Он и посоветовал пчел сюда на лето вывозить. Место тут подходящее. И народ любопытный.
- А вы любитель понаблюдать за людьми?
- Есть грех, Игорь Николаевич.
Пасечник часто и охотно называл Мазина по имени и отчеству, твердо и отчетливо выговаривая оба слова.
- Поделитесь, Демьяныч.
- Да о покойнике мы с вами уже рассказывали, и о Валерии с Мариной Викторовной. - Два последних имени прозвучали вместе, случайно или преднамеренно объединенные. - А других вы сами знаете: друг ваш Борис Михайлович, Филипенко - лихой человек.
- Лихой?
- Вот именно. Не уважаю я людей, которым живую тварь жизни лишить ничего не стоит. Да еще бахвалится. По-настоящему, зачем эта охота? Государство обеспечивает, в магазине продукты продаются, зачем же живодерствовать? Тем более заказник, природа Советской властью охраняется. А он, вишь, пушку какую завел и стреляет.
- Однако карабин вы ему вернули.
- Это, Игорь Николаевич, вопрос другой. Людей не переделаешь. Осудить я Матвея могу, а переделать не в силах. Если уж природа подогнала характер, с тем и помрешь. Горячий егерь, обидчивый, непростительный, а уж такой есть. Отбери у него карабин, другой заведет, а стрелять не перестанет.
- И по людям может?
- Охота все ж и человекоубийство - вещи разные.
- Несомненно. А что про Олега скажете?
- С неделю всего как в поселке объявился. Замкнутый парень. Гордец. С чего бы это, Игорь Николаевич, молодежь такая пошла? Вроде мы, старые люди, обидели их чем. Предками называют, за первобытных людей считают, вроде обезьян, от которых они, человеки, произошли. А вся цена этим человекам - что машинками разными обзавелись: один мотоцикл гоняет, другой Магнитофон крутит. Да так к этому барахлу прикипают, что ни мать, ни отец на дороге не становись. А уж чужого враз стопчут.
- И Олег вам таким показался?
- Не скажу. В себе парень. Что-то ищет, рыщет...
- Он искал самолет, который обнаружил Филипенко.
Демьяныч почесал худой, покрытый короткими, выцветшими волосками затылок.
- Зачем ему самолет?
- Он журналист, хочет написать о погибших летчиках.
- Вот оно что... Ну, вроде я вам обо всех рассказал.
- Про Кушнарева не говорили.
- Что про него скажешь? Ближайший друг считался...
"Считался... казался... вроде бы..." А на самом деле? Кто есть кто в действительности?
Об этом думал Мазин, возвращаясь от пасечника. Снегопад почти прекратился. Белый покров скрадывал наступающие сумерки, но светло было только внизу, над головой, и по ближайшим склонам по-прежнему висели тяжелые, неповоротливые тучи.
Сосновский хозяйничал. В печи теснилось энергичное пламя. Стало тепло и уютно. Пахло жареным мясом.
- Перцовочки, старик, отведаешь? Перцовка собственного изготовления. Хороша, бесовка! Чем порадовал Демьяныч?
- Ларчик просто открывался. Он нашел карабин и отвез егерю.
- Ты поверил?
- Сам не знаю. Налей-ка горькой!
- Забавно, Игорь, получается. Знаменитый сыщик в тупике! Ты мне Печорина напоминаешь. Из "Тамани". Помнишь, как его контрабандисты околпачили?
- И прикончить хотели.
- Вот это не смешно. Значит, ничего из старика не вытянул?
- Определенного нет. Пожалуй, несколько изменилось мое отношение к нему.