Руки ее медленно, подобно невнятным действиям, разнимаются и опускаются, с лица стирается былая храбрость.
— Это подло! Прекрати! — пискляво срывается с женских губ. — МакКензи, не порть альбом! Что тебе нужно?!
— Картина, Гилберт. Я непонятно выразился? — Том все же борзо оторвал своё изображение, созданное тонкими линиями серого грифеля, сложил пополам лист и убрал в карман брюк. — До завтра нужна, а пока твоя вещь побудет у меня. Если действительно дорога — не сглупишь.
— Зачем тебе? — сдаётся окончательно и на выдохе изрекает она.
— Не задавай ненужные вопросы раньше времени. Даю тебе полчаса на сборы. В два часа дня по этому адресу, — мерзавец лениво подходит к ней и всучивает в руку небольшую чёрную визитку, где серебром выведены название улицы и номер неизвестной квартиры. — Бери с собой чистый холст и побрякушки, чтобы рисовать.
— Ты сумасшедший, ей-богу! — молвит Мэри ему вслед, совершенно не понимая сути пугающей «операции».
— Расслабься, тебя там и пальцем не тронут… — Том замирает в проходе, нарочно поднимает пристальный взгляд с ее ног до головы, — …если ты, конечно, не будешь сопротивляться, — ухмыляется на «прощание» да так, что б ещё раз задиристо кольнуть.
Конечно, по пути в свой номер Том ещё долго рассуждал, с чего бы надоедливой Гилберт вздумалось его нарисовать. Кривится от любых невольных предположений, не вынимает из кармана свёрнутый листок. Прямо сейчас в голове есть раздумья и поважнее.
Мэри приехала в назначенное время и место, захватив с собой все то, что «попросил» МакКензи. Быстрее бы справиться и улизнуть подальше. Что за грязные игры он проворачивает? Зачем ему чертова картина маслом?
На типично парижской лестничной площадке, отделанной деревом и устланной ковром вдоль всех ступенек, поджидает не менее парадный МакКензи, прислонившийся спиной к стене. Весь в чёрном: рубашка также немного расстегнута, рукава закатаны, фамильный перстень блестит прямо в глаза, а поверх мрачного образа — лёгкое пальто на плечах, чтоб не привлекать лишнего внимания к своей персоне.
А далее все как на быстрой перемотке: без лишних слов заходят в квартиру, здороваются с незнакомым Мэри мужчиной — не менее подозрительным, к слову, — выносят какую-то незамысловатую картину речного пейзажа и просят повторить изображение на ее холсте точь-в-точь!
Галимые махинации…
Но назад пути нет. И она пишет, мажет, водит кистью, прикусывает губу, снова мажет, но уже шпателем. Двое наблюдающих, подобных надзирателям, о чем-то негромко переговариваются между собой. Процесс игры с красками идёт, как заворожённый. Время от времени она забывает, что делает гадкую услугу для такого же гадкого МакКензи. Не замечает, как пролетают сквозь неё три быстрых часа, то ли от желания скорее сбежать, то ли, все же, от любимой работы кистью.
Закончила! Получи и отвали!
Мэри не глупа! Просто так отдавать картину не собирается. Вцепилась в полотно, сняв его с мольберта, отскочила на два шага назад и выставила руку вперёд, мол, сначала верни то, что забрал.
— Пошли, — холодно бросает Том, направляясь к выходу из небольшой квартирки с антиквариатом на каждом шагу.
Мэри повинуется и нехотя бредёт за ним, в руках охраняя «свой» шедевр, пока они не поднялись на мансарду и не завернули на узкий балкон, который выходил на внутренний двор французской многоэтажки.
— Держи рот на замке, — коротко заявляет МакКензи и всовывает между зубами сигарету. Поджигает. — Ясно?
Нет, теперь в корне ничего не понятно!
— Не ясно, МакКензи. Зачем ты тогда взял меня, раз боишься, что я проговорюсь? — та бесстрашно повышает тон и взмахивает рукой. Задирает острый подбородок, а сердце ходуном ходит.
— Поиздеваться решил, — легко роняет он, смотря на неё, и затягивается сигаретой. Ни души, ни сердца. Один холодок в крови.
Художница вспыхивает адским огнём! Сейчас испепелит его до самых конечностей.
— Ты… — она грозит ему пальцем, щурит глаза, но забывает все буквы алфавита, когда экс-однокурсник невозмутимо протягивает ей открытую пачку сигарет.
— Расслабься, угощаю.
Растерянная, Мэри хватается за лоб, нервно выдавливая защитный смех, и отворачивается от пугающего предложения.
— Ну, нет, так нет… — он убирает пачку.
— Подожди! — внезапно для обоих, она прерывает его. — Дай, — открывает свободную ладонь в ожидании.