— Абдулла. Уже закончил свои пятничные молитвы. Погоди здесь, я сейчас.
Прикрывая трубку ладонью, девушка отошла к окну, разговаривая вполголоса. Джин заглянула в раскрытые двери. Танцевальный зал был тускло освещен несколькими лампами, свисающими с потолка, которые, в свою очередь, украшали разнообразные бронзовые завитки. Внизу, под лампами, располагалась круглая эстрада с шестом, а вокруг нее стояли столики. От эстрады за кулисы вел довольно длинный помост, напоминая подиум, по какому обычно проходят манекенщицы. По этому помосту девушки выходили к зрителям, и они могли сразу оценить их походку, стать, прочие важные качества. Видимо, вечером зал был ярко освещен и заполнен, но сейчас в нем почти никого не было. Только на помосте несколько девушек показывали какие-то элементы танца живота. Снизу, сидя на стульях, выставленных в ряд между сдвинутыми столами с фонариками в виде чалмы, на них смотрели несколько мужчин, один из которых, в центре, дородный, пузатый, все время промокавший платком абсолютно лысую голову, и был сам хозяин. Он то и дело вскакивал, останавливал музыку, бурно жестикулировал, что-то объяснял девушкам и потом усаживался на место, промокал лысину платком, отдуваясь. Снова заводили музыку, девушки начинали все сначала.
— Абдулла сказал, приедет часа через два, причем вместе с генералом. Хочет забрать нас с тобой на виллу. Сейчас надо что-нибудь придумать. Я поговорю с хозяином. Не знаю, правда, получится ли. В нем могут победить как сыновние чувства, так и жажда наживы. Пошли, вон он смотрит на нас, — сообщила Снежана.
Толстяк в белой рубашке действительно повернулся и махал им рукой. Снежана первой спустилась по обитой бархатом лестнице к сцене. Джин шла за ней.
— Присядь здесь, — Снежана показала ей на стул невдалеке. — Я тебя позову.
Как только Джин послушно села, вся музыка сразу прекратилась, а девушки столпились на помосте и смотрели на нее. Только сейчас молодая женщина заметила, что все они, можно сказать, дети, лет двенадцать или четырнадцать, не больше. Впрочем, если судить по западным меркам, а на Востоке девочка считается взрослой и пригодной к браку уже в десять-одиннадцать лет, во всяком случае, так устанавливает шариат.
Вид девушек внушал опасения: худые, бледные, осунувшиеся от вечного недоедания и изнурительной работы. На узких личиках застыл испуг, который не мог скрыть даже обильно наложенный макияж. В разноцветных тюлевых платьях, открывавших все их явно накладные прелести, и почти все несчастные — с изуродованными руками. Джин поразилась, но почти у всех девочек руки от локтя до предплечья были покрыты плохо зажившими шрамами, а у некоторых такие шрамы виднелись на щеках, проступая под толстым слоем пудры. Глядя на несчастных рабынь, Джин вспомнила рассказ Светланы об отсутствии должных родственных чувств. Большинство матерей, беженки из Ирака, сами уродуют таким образом своих дочерей, чтобы никто не захотел взять их замуж и они продолжали зарабатывать для родственников на кусок хлеба, пока не заболевали и не умирали. Заболеть и умереть тут, как поняла Джин, вообще раз плюнуть. В таких заведениях намеренно не использовалось никаких средств защиты, даже средств самой обычной гигиены, чтобы посетители чувствовали себя совсем свободно, ни в чем не знали неудобств. Как сказала Светлана, владельцы бизнеса оправдывали себя юностью девочек. Якобы они не могут заболеть СПИДом. Как врач Джин хорошо знала как раз противоположное. Они не заболеют сразу, верно, но вирус может очень долго находиться в организме и не проявлять себя, пока организм растет. Как только рост прекращается, он заявляет о себе немедленно, начиная свою разрушительную деятельность, а это двадцать — двадцать два года для женщины. Конечно, за столь длительный срок девочки совершенно износятся, их уже невозможно станет использовать, и от чего они умрут, никого не касается. Матери придется посылать и уродовать следующую дочь. Дескать, она должна ее кормить. Сама мамаша работать, конечно, не пойдет, туалеты за шейхами мыть не станет. Дети для чего у нее? Так рассуждают на Востоке. Несмотря на все уверения, нет сомнения и в том, что раз вирус находится в организме девочки, он обязательно передастся и мужчине, который будет с ней общаться, пусть даже зараза пока латентна и, можно сказать, спит. В организме взрослого, здорового мужчины вирус проснется и найдет чем полакомиться, а со временем вообще расцветет во всю мощь. В общем, надо полагать, и хозяина, раз, по словам Снежаны, он не брезгует сам побаловаться с девочками под настроение, и его генералов и шейхов, заезжающих сюда, в перспективе ждет незавидная судьба. Может быть, они ее сами заслужили, и природа, как всегда, справедлива, нанося удар там, где человеку пока справиться не под силу. Как писал Толкиен: «Выпусти реку, и она сокрушит зло». Вирус СПИДа — создание природы, этакая неотвратимая расплата за грехи и безнравственность, посланная образумить тех, кто забывает о предназначении человека и о его естественном месте в мироздании.