Снежана подошла к хозяину, наклонилась, что-то шепнув ему на ухо. Толстяк сразу же повернулся, и Джин почувствовала на себе его взгляд — такой же цепкий и проницательный, как у портье за стойкой. «Это полковник, никак не меньше, Может быть, в отставке, но на его службе, как известно, бывших сотрудников не бывает. Даже странно, если такое заведение отдали бы в руки человеку, не имеющему к спецслужбам никакого отношения», — мелькнула насмешливая мысль.
Толстяк так же тихо ответил Снежане и резко отрицательно замотал головой. Снежана бросила на Джин растерянный взгляд. Молодая женщина поняла, что-то складывается не так, как они предполагали, и, похоже, чувство долга все же берет в хозяине верх над сыновней привязанностью. Либо есть какие-то веские обстоятельства, которые заставляют его так поступить.
Снежана попробовала вновь, явно настаивала. Хозяин оборвал ее резким окриком и отвернулся, махнув рукой. Снова заиграла бодрая музыка. Между девушками на сцене засуетился араб, исполнявший роль постановщика. Он расставлял их в исходные позы для танца. Подождав минуту и видя безнадежность ситуации, Снежана направилась к Джин. Она шла, опустив голову, а Джин уже догадывалась о ее неудаче.
— Совсем с ума спятил, старый козел, — протянула Снежана, недовольно передернув плечами и приблизившись к своей спутнице. — Я ему говорю, врач хороший, вашей матушке пригодится, а он — не морочь мне голову, мне до матушки сейчас, что ли? Ты не знаешь, кто сюда едет? Сказано приготовить самых лучших девочек. Ты мне талдычишь «матушка, матушка». Только отвлекаешь зря, — девушка растерянно наматывала на палец пояс от куртки. — Мне какая разница? — она недовольно фыркнула. — Я ему дело говорю, а он слушать не хочет.
— Так кто едет? — спросила Джин внешне равнодушно.
— Не сказал! — Снежана снова пожала плечами. — Так раскричался, как будто я сама все наперед знать должна. В общем, пока ничего не поделаешь, — сказала девушка с сожалением, даже виновато. — Приказано отвести тебя в номер, тут, на втором этаже. Там хозяин сам с тобой поговорит. Сейчас он закончит и подойдет. Пошли.
Снежана взяла Джин за локоть. Они вышли из танцевального зала и направились к лифту.
— Я так поняла, мы даже на виллу Абдуллы не поедем, — сообщила Снежана, нажав кнопку вызова. — Генерал этот очень подозрительный. Не хочет в горы ехать. Боится. Как сказал хозяин, он категорически отказался выезжать из города. Говорит, опасается израильской слежки. Типа они его выследят при помощи своей аппаратуры и точечным ударом накроют. Мол, они охотятся за генералом. Вот он и маскируется, как только может, и к нам чуть не на рядовой легковушке приедет, без соответствующего эскорта. Что за шишка? Зачем он израильтянам сдался? Чушь какая-то, — скептически произнесла Снежана, скривив губы.
«Может, и не чушь. Если израильтяне его выслеживают, то это наверняка кто-то из родственников Асада или его приближенных. Из топ-листа, как говорится. Интересно», — подумала Джин про себя.
Стеклянная кабина лифта с мягким шуршанием остановилась перед ними и двери раскрылись. Они вошли внутрь, Снежана нажала кнопку. В мгновение ока женщины оказались на нужном этаже. Сверхсовременный лифт, обстановка холла и, надо полагать, богатое убранство номеров — все бросалось в глаза и резко контрастировало с бедным, убогим жилищем Абии, которое приютило Джин ночью. Прислужники Асада и члены его семейства привыкли жить на широкую ногу, не отказывая себе в новейших западных достижениях в области комфорта и развлечений. Они, как вампиры, сосали энергию своего народа, устраивая такие вот тайные злачные местечки для собственной плоти, а народ держали в страхе, рассказывая ему ужасы об Израиле, поливая грязью Америку. Лишь бы он боялся посильнее, видел в них богов и спасителей и ни о чем не задумывался. Кое-кто все-таки задумался. Здесь, в Даре и в других городах страны, где прошли мятежи, процесс уже не остановить. Недолго осталось упырям от власти наслаждаться исключительностью своего положения.
— Сюда, за мной иди, — сказала Снежана, оторвав Джин от раздумий.
Они прошли по коридору, застеленному мягким персидским ковром, и перед ними бесшумно вырос служитель, точно материализовался из воздуха. Такой же аккуратный, отглаженный, как портье внизу, с такой же любезной, но крайне неприятной улыбкой на лице.