Обойдя машину сзади, молодая женщина села в салон. Логинов закрыл за ней дверь и сел на переднее сиденье, рядом с водителем.
— Поехали, Леня, — приказал он подчиненному.
Тот молча тронулся, даже не спрашивая куда. Видно, заранее проинструктировали. Опустив стекло, Логинов закурил еще одну сигарету, потом, повернувшись, предложил сигарету Джин.
— Нет, благодарю, — сухо отказалась она.
— Как хотите, — пожал плечами тот и спрятал пачку в карман.
Логинов чуть отклонился влево. Под лобовым стеклом Джин увидела фотографию молодой женщины, вставленную в раму. Точно такие же фотографии, по словам Шауката, Логинов постоянно возил с собой.
— Моя жена, Майя. Она умерла. Покончила с собой. Наркотики. Выбросилась в окно. Скоро десять лет, — отрывочно и грустно произнес Борис, заметив ее взгляд.
— Я вас не спрашивала, — Джин даже смутилась от такого расклада событий.
— Я сам вам рассказал во избежание лишних вопросов, — сказал Борис и взглянул на нее через плечо.
«Десять лет — срок немалый. Травма глубокая, раз помнит долго и до сих пор один. Вдовец», — подумала Джин.
— Поганая перестройка, эти амеры все устроили, — продолжил вдруг Борис весьма резко. — Она подсела случайно, в ночном клубе. Подружка, работавшая в советско-американском СП, подсадила. Попробуй, попробуй, попробовала, а вылезти не смогла. Теперь все ученые, а тогда в самом начале наркотики казались игрушками, несерьезными вещами. Тем более ей. Элитная девочка, всю жизнь с няньками, а жизни не знала.
Он помолчал, глядя на фото жены, и глухо продолжил:
— Только поженились. Хотела ребенка, но не получалось. Два выкидыша подряд, больницы, переживания, вот и понесло ее во все тяжкие. Красавица, отец-востоковед, директор музея, мать из бывших русских дворян. Чего только ни делал с ней, куда только ни возил — и к врачам, и к колдунам. Ничего не помогало. Врала, обманывала, играла на чувствах, пока я ее не возненавидел. Все тело в синяках от этих уколов, стала тщедушной и прозрачной, как пушинка. Сам бы убил, наверное, но, как говорится, бог отвел. Сама все за себя решила. Точнее, не она, конечно, а чертово зелье, будь оно проклято. Жена дверь с окном перепутала, вот в окно и вышла, с двенадцатого этажа. Сразу насмерть…
Борис в ужасе опустил голову, затянулся сигаретой и отвернулся.
— Стыдно сказать, сам был рад избавиться, — горько добавил он. — Оказалось, не все так просто. От нее избавился, да от себя не избавишься. До сих пор не отпускает. Чуть сам не покатился под горку, — он горько усмехнулся, — уже спивался, но отец взял в руки, жить заставил и вот сюда направил. Подальше от дружков, чтоб не подбивали на гадости. Я еще думал. Захолустье, а зря-то ничего не бывает. Наверное, приехал ради встречи с тобой, — тихо произнес мужчина. Он пристально посмотрел на нее, прямо в глаза взглянул. Джин вздрогнула.
— Я на нее не похожа, — растерянно ответила Джин. Она вообще как-то не ожидала таких откровенностей.
— Я этого и не говорю. Та, другая, у Мустафы, напомнила мне погибшую жену. В меня будто бес вселился, едва я ее увидел. Сам не понимаю, зачем натворил столько гнусностей. Жалко, но она умерла. Ты на нее вовсе не похожа, и я рад этому, — ответил Борис Логинов.
«Любовь, превращенная в ненависть, еще сильнее, чем сама любовь», — подумала Джин.
Ей хотелось сказать: «Милиса не умерла, она выжила, и я еду помочь ей встать на ноги».
Джин решила не торопиться. Откровениям полковника ФСБ лучше сразу не доверяться. Лучше подождать. Вдруг розыгрыш? Поэтому молодая женщина просто спросила:
— Куда мы едем?
Машина как раз покинула территорию госпиталя и выехала на трассу.
— Как мы и договаривались, в резиденцию аль-Асадов, — ответил Борис. — Вы думали, я вас украду и повезу в Зейтум? — насмешливо взглянул он на нее. — Может, мне и хочется, но нет никакой возможности. Там меня ждут люди, приехавшие из Москвы, и мне придется заниматься с ними, хотя хотелось бы разговаривать с вами, — он сделал значительную паузу. Джин промолчала. — Даже и к лучшему, — заключил он. — Я вижу, вы не из тех, с кем легко поладить. За вами еще надо побегать. Вы очень самостоятельная, даже в тех условиях, в которых вы оказались, и не боитесь меня. Я ненавижу, когда боятся. Такое отношение доводит меня до белого каления.