Любое из этих открытых каменных пространств могло стать местом, где Дэвид был убит. Любой из многих тысяч камней, над водой и под нею - проломить его череп.
- Возвращаемся, - говорю я Маше. Она делает петлю, ложится на вираж, рисуется перед старшей иностранной коллегой. Я просто лечу из точки А в точку Б.
Гор опять курит на веранде, поднимает голову, щурится на нас, когда мы пролетаем над замком. Я бы узнала и почуяла его в любой толпе или сквозь стены здания. Он смеется и машет нам рукой. Маша машет в ответ.
- Что я без него? - Салават, соавтор Дэвида, поднимает на нас глаза, полные злых слез. - Вы же не знаете... представить себе не можете, чем мы были друг для друга. Творчески, лишь творчески, не улыбайтесь, молодой человек!
Багиш Ашотович бросает строгий взгляд на Игоря, тот виновато кивает, стирая с лица усмешку.
- Почему в современном обществе все вертится вокруг секса?! - Салават бьет ладонью по столу, морщится. - Как будто стремлением к совокуплению исчерпываются и описываются все проявления дружбы, близости, тепла между людьми. Я вот, знаете, никогда не испытывал влечения ни к мужчине, ни к женщине, ни к картинке, ни к голограмме, ни к животному, ни к ребенку. Пять-шесть веков назад я был бы святым, религиозным аскетом, почитаемым среди братии. Люди шептались бы, что когда я умру, моя плоть не истлеет. В нашей одержимой страстями цивилизации я - непонятный извращенец, играющий не по правилам... Дэвид понимал меня, - он опять плачет, растирая слезы по щекам. Потом поднимает глаза.
- Я хотел бы помочь следствию, - говорит он. - Мне так жаль, что я невнимательный. Мне кажется, я видел и слышал ночью что-то важное, но я не могу вспомнить, что. Когда я пишу музыку, я ничего вокруг не замечаю... Пожалуйста, попробуйте на мне эту вашу... "корону правды" или как там ее.
Багиш вздыхает, машет рукой.
- В вертушке, - говорит он Игорю. Тот кивает, исчезает за дверью.
- Вы уверены? - спрашиваю я. - Это обычно делается только по ордеру. Вы потеряете весь остаток дня, наркотик выводится из организма восемь часов, после электронной стимуляции коры возбуждение сменяется торможением... Это довольно неприятно.
- Я уверен, - кивает он. - Только... я бы предпочел, чтобы женщины не присутствовали.
Я выхожу, страясь не сердиться. Странный сексизм для асексуального человека.
Гор сидит в кресле в холле, что-то читает с планшета. Напротив него сидит девочка Прасковья, веснушчатая и трогательная суперзвезда, все билеты на ее турне по России выкуплены на полгода вперед. Она тоже вроде бы читает, но на самом деле поглядывает на Гора. Я прохожу у него за спиной, меня ждёт Лара Танина. Прохожу тихо, но он чувствует меня, оборачивается, смотрит мне вслед.
Вот Мэгги Синь подходит ко мне сзади, когда я стою на веранде и смотрю на море.
- Оставь Лару в покое, Люси, - тихо говорит она по-английски. - Это не она, точно не она.
Я оборачиваюсь к ней. Она одета в платье из тяжелого натурального шёлка, красного с серебром, на плечах меховая шаль. Её прекрасное азиатское лицо, белоснежное, без возраста, выглядит слегка надменным. Волосы забраны в конский хвост.
Она ловит мой взгляд на своём платье, пожимает плечами.
- Знаю, слишком нарядно. Фестивальные платья, больше ничего нет. Ехали сюда на одну ночь, теперь никак не выберемся.
- Я не собираюсь сильно давить на Лару, Мэгги, - говорю я, опять отворачиваясь к морю. - Но она лжёт, нескладно и довольно агрессивно. У нее нет алиби, как, впрочем, и у тебя. Она отказывается отвечать, где провела ночь. Она отказывается говорить о пропавшей драгоценности. Мы вообще закончили разговор тем, что я выучила несколько новых русских матерных выражений в свой адрес.
Мэгги подходит ко мне, ставит локти на перила, вздыхает, но улыбается.
- Она была со мной, Люси. И провела ночь в моей постели. Она вбила себе в голову, что подобный скандал очень повредит моей карьере, так как я - романтическая героиня гетеросексуального большинства. Ну, и её карьере - потому что здесь, в России, на это смотрят косо. И она чувствует себя виноватой, потому что порвала с Дэвидом тем вечером. Он расстроился и пошел бродить по ночному острову. А колье она и не собиралась принимать. Лара из очень богатой семьи. У нее своих побрякушек много, хотя, может, и не таких редких. А уж если наши с ней сокровища вместе сложить...
Мэгги задумывается, очевидно, плененная идеей. Потом снова улыбается мне.
- Лара - прекрасная девочка, Люси. Смелая, преданная, страстная. Она не такая талантливая певица, как она надеется, и вскоре ей предстоит это понять, но она всегда твердо знает, чего она хочет. Я вижу в ней себя десять лет назад - но лучше, правдивее, сильнее. Я продиктую и подпишу показания, можете их обнародовать, если нужно. Я действительно видела Дэвида идущим к морю около полуночи. Мы с Ларой поднялись наверх, в мою комнату, сразу после этого, и не расставались до утра. Мы совсем не спали, поэтому мы обе можем поручиться, что другая не отлучалась из комнаты. Я готова открыть доступ к временным подписям моего биометрического монитора, они подтвердят, что я находилась в радиусе десяти метров от него. Можете вычеркивать нас из своих списков... сколько там у вас в них народу без алиби?
Большая волна рабивается о гранит, холодная водная пыль поднимается в воздух, сверкает на солнце, оседает на наших лицах. Сзади раздается вежливое покашливание - Игорь стоит у входа на веранду, манит меня рукой. Я киваю Мэгги, улыбаюсь ей, ухожу за Игорем.
В замке чувствуется напряженное оживление, как в тихо гудящем улье. Люди перешептываются возбужденно, выглядывают в окна, выходящие на восточный берег.
- Быстрее, - говорит Игорь. Мы бежим.
- Люси, летите за Машей, быстрее, я объясню, - кричит Багиш с берега. Маша уже на полпути к материку, маленький черный крылатый силуэт в небе. Я отталкиваюсь от мокрого гранита, в прыжке расправляю крылья, мчусь за ней.
- Это Дима Реутов, - говорит Багиш возбужденно в мой наушник. - С нейростимуляцией Салават вспомнил, что, когда шел на базу, видел, как Реутов возвращался на яхту около половины второго - он вполне мог подкараулить и убить мистера Мэндерли, обойти базу с черного хода, чтобы никому не попасться на глаза, пробраться в комнату жертвы, найти и похитить "Слезу Венеры". Футляр от ожерелья мы нашли на яхте. Он тяжелый, из полихрусталя, поэтому он его с собой не взял, ему каждый грамм был важен, он два часа назад улетел с яхты на джет-паке. Он у него служебный, низкозарядный, на полчаса лёту. И он отслеживается со спутника. Вы в линзах, Люси? Вы должны видеть координаты.
- Нет, - цежу я, работая крыльями быстрее. - Я попытаюсь догнать Машу.
- Попытайтесь, - смеется он. - Она очень быстрая.
Гор - не убийца. Это не он, это не он. Пожалуйста, пусть будет, что это не он.
В морге вечная зима, тишина, полумрак.
Я сажусь на пластиковую скамейку, нажимаю на кнопку в стене.
Тело беззвучно выезжает из ячейки. Я не видела Дэвида больше десяти лет, только иногда, мельком, в каком-нибудь интервью или репортаже. В те моменты мне казалось, что он постарел и раздался, но сейчас смерть стерла с его лица все выражения и мысли, заострила скулы, смыла годы, он снова похож на того мальчика, которого я любила.
Он омыт, причесан, облачен в темный костюм. Он выглядит, как бледный викторианский поэт, прекрасный и трагический, безвременно почивший от чахотки.
- Эх, Мэндерли, Мэндерли, - говорю я тихо. - Так глупо, Дэвид, так несправедливо. Нельзя искушать малых сих, многие соблазны для них неподъемны.
Я кладу голову на его жесткую ледяную грудь, чувствую запах ткани, фриона, формальдегида.
- Мы его поймаем, Дэвид. Он сбросил джет-пак и скрылся в лесу, но не мог взять с собой ни особых припасов, ни инструментов. А в мире, в нашем мире - зима. Надеюсь, там, где ты сейчас, ее нет. Я помню, ты терпеть не мог, когда холодно.