– Мне нужно идти, – едва слышно прошептала Пери.
Мучаясь от чудовищной мигрени, она зашла в аптеку. За время, проведенное в Оксфорде, она успела перепробовать все болеутоляющие средства, которые можно было купить без рецепта. Подойдя к знакомому стеллажу с лекарствами, она скользнула взглядом по соседней полке с контрацептивами. Богатый выбор, яркие упаковки, привлекательный дизайн. В Стамбуле ничего подобного она не видела. Если бы ее родители пользовались такими средствами, она никогда не появилась бы на свет, вдруг подумала она. И он тоже. Что может сравниться с блаженством небытия? Ни страданий, ни вины, ни сомнений.
Потребовалось много лет, чтобы узнать правду, которую родители так тщательно от нее скрывали, пока она не стала взрослой. Сельма действительно забеременела в таком возрасте, когда ничего такого уже не ожидала. Но на свет появился не один ребенок, а двое. Мальчик и девочка. Их назвали Пери и Пойраз. Девочке дали имя феи, прядущей золотую нить, мальчику – имя сурового северо-восточного ветра.
Как-то раз, когда им было по четыре года, в жаркий дремотный полдень, Сельма оставила малышей на диване в гостиной и пошла на кухню. Она готовила сливовый джем, который всегда удавался ей особенно хорошо. Часть слив, в огромном количестве купленных на базаре, лежала в тазу на кофейном столике в гостиной, другая часть на кухонном столе ожидала, когда Сельма сварит их и закатает в банки.
Пери, которой вскоре наскучило сидеть на диване, слезла с него и направилась к кофейному столику. Дотянувшись до таза со сливами, она взяла одну, повертела в руках, внимательно изучая, и надкусила. Слива показалась ей не особенно вкусной. Решив, что такая кислятина ей не нужна, Пери протянула сливу брату, который принял этот дар с радостью. Дальше все произошло очень быстро. Когда через несколько минут Сельма вернулась в гостиную, ее маленький сын уже задохнулся; его посиневшее личико приняло оттенок сливы, застрявшей у него в горле. Пери, ставшая свидетельницей смерти брата, застыла на месте, в глазах ее металась растерянность.
– Почему ты не позвала меня? – кричала Сельма на дочь после похорон, на глазах у родственников и соседей, собравшихся в доме. – Что на тебя нашло? Почему ты смотрела, как твой брат умирает, и не произнесла ни звука? Ты злая и жестокая!
Пери понимала, что этой ране никогда не суждено зарасти полностью. В глубине души мать всегда будет считать ее виновной в смерти брата. Неужели четырехлетняя девочка не могла догадаться, что надо звать на помощь? Позови она меня, я успела бы спасти сына.
Беспамятность. Бесчувственность. Иногда Пери мечтала о них как о великом даре. Если бы только она могла забыть. Если бы только могла не испытывать боли. Она пыталась отделаться от прошлого, но, несмотря на все ее усилия, оно упорно преследовало ее. Воспоминания о том трагическом дне, улетучившись из ее детской памяти, обрели форму призрака погибшего брата-близнеца. Сознание своей вины, стыд и ненависть к себе, соединившись, переплавились в некую плотную субстанцию, тяжким грузом лежавшую на ее душе.
Вечером, войдя в кухню, Пери застала там Ширин, которая резала помидоры для салата. Ширин следила за тем, чтобы не набирать вес, который был у нее столь же переменчив, как и настроение. Мона еще утром предупредила, что будет обедать с родственниками, приехавшими в Оксфорд, и вернется домой поздно.
– Мне надо кое о чем тебя спросить, – сказала Пери.
– Ну так спрашивай!
– Скажи, это придумал Азур? Я имею в виду, это он предложил собрать нас здесь вместе? А наша с тобой дружба, с самого начала, тоже его идея?
Ширин выгнула бровь:
– С чего ты взяла?
– Прошу тебя, не надо врать… хотя бы на этот раз! – выдохнула Пери. – Профессор Азур решил провести небольшой эксперимент, так? С участием лабораторных животных.
– Ого, да тут целый заговор! – Ширин добавила нарезанные помидоры в миску с зеленым салатом и бросила туда несколько оливок. – Чем тебе не угодил профессор?
– Тем, что ему, похоже, нравится вмешиваться в жизнь своих студентов.
– Конечно, – кивнула Ширин. – А как, по-твоему, он сможет нас учить? Думаешь, древние ученые вели себя со своими учениками как-то иначе? Так было испокон веков. Мастер и подмастерья. Философ и его воспитанники. Годы упорного труда и железной дисциплины. Сейчас мы все это забыли. Университеты хотят заработать как можно больше денег, и со студентами, способными платить, носятся как с долбаными принцами крови.
– Он не наш мастер, а мы не его подмастерья, – возразила Пери.