– Гм… Нет, мне называли другое имя.
Азур удивленно вскинул бровь:
– Какое?
– Одной турецкой студентки. И она как раз посещает твой семинар. – Ректор наконец поднял на Азура усталые глаза. – Прошлой ночью она пыталась покончить с собой.
Азур побледнел:
– Пери! Господи боже! Она жива?
– Да, жива… благодаря своей молодости. Она приняла большую дозу парацетамола. Хорошо, печень оказалась выносливая.
– Поверить не могу.
Азур сгорбился на стуле, растерянный и вмиг утративший всю свою уверенность.
– Слухи о том, что ты… закрутил с ней роман, а потом… бросил, – это правда? – с трудом подбирая слова, спросил ректор.
Азур вздрогнул, как от удара:
– Это она так сказала?
– Ну, в общем-то, нет. Девушка пока не может говорить. Один из твоих бывших студентов. Трой. Помнишь такого? Угрожал все рассказать прессе. Похоже, настроен весьма серьезно. У меня тут его заявление.
– Можно взглянуть?
– Боюсь, что нет. Его необходимо передать в комитет по этике.
– Уверяю тебя: между мной и Пери ничего не было. Тебе нужно просто спросить у нее. Она наверняка скажет правду.
– Послушай, Азур. Ты очень хороший преподаватель, но прежде всего ты сотрудник колледжа. Мы не можем допустить, чтобы наша репутация пострадала. К сожалению, за эти годы ты нажил себе слишком много недоброжелателей… – Ректор сделал маленький глоток шерри. – Представляешь, что будет, если журналисты пронюхают об этой истории и набросятся на нее, как стая стервятников?
– И что ты предлагаешь?
– Ну… подумай о небольшом отпуске. Прекрати на время преподавать. Пусть все уляжется, комитет закончит свое расследование. Если девушка подтвердит, что тебя оклеветали, мы сочтем инцидент исчерпанным. Но до той поры мы должны сделать все, чтобы сохранить доброе имя колледжа.
Какое-то время Азур пристально смотрел на него, словно изучая.
– Лео, ты знаешь меня много лет, – наконец сказал он, поднимаясь. – Тебе известно, что я никогда не совершал аморальных поступков.
Ректор тоже встал:
– Послушай…
– Все обвинения Троя – чистейшая выдумка, поверь мне, – перебил Азур. – Как сказала Анаис Нин, «мы видим вещи не такими, какие они есть, а такими, какие мы сами».
– Ради бога, Азур, Анаис Нин не та писательница, которую следует цитировать в подобных обстоятельствах.
– Что ж, я подожду, когда Пери расскажет правду, – произнес Азур. – Бедная девочка, что она с собой сделала!
С этими словами он вышел из кабинета. Он прекрасно знал, что уволить его никто не сможет, если только он сам не решит уйти. И все же, хотя даже сейчас его не слишком волновало, что думают о нем другие люди, в глубине души он понимал: его присутствие здесь стало крайне нежелательным. В висках у него стучало, словно что-то, запертое внутри, отчаянно пыталось вырваться на свободу. Азур стремительно сбежал по лестнице, распахнул дверь и вышел на улицу, где по-прежнему шел дождь, зарядивший с самого утра.
В отсутствие Бога
Оксфорд, 2002 год
Очнувшись в палате больницы Джона Рэдклиффа, Пери не сразу поняла, где находится. Краски вокруг казались слишком яркими: белоснежные простыни на кроватях слишком безупречными, голубые покрывала слишком жизнерадостными. Серые тучи в окне напомнили ей о кусочках свинца, которые мать плавила, чтобы защитить дом от дурного глаза. В голове ее раздавался шепот, словно кто-то начитывал тщетные молитвы. Она попыталась снова закрыть глаза в надежде, что шепот утихнет, но ее соседке по палате, женщине лет шестидесяти, вдруг очень захотелось поговорить.
– Слава Богу, девочка, ты проснулась! Я уж думала, ты будешь спать вечно!
Не давая передышки ни себе, ни слушательнице, женщина выложила, что замужем уже сорок лет и попадает в эту больницу так часто, что знает по именам всех врачей и сестер. Ее голос наполнял комнату, как надуваемый воздушный шар, давя на уши Пери.
– А ты, детка, здесь в первый раз? Или уже приходилось бывать раньше?
Пери несколько раз сглотнула, пытаясь избавиться от отвратительного химического привкуса во рту. Говорить у нее не было сил, она лишь покачала головой, отвернулась к окну и натянула одеяло на голову. Воспоминания о вчерашнем дне вспыхивали у нее в памяти разрозненными кадрами. Что она натворила?
Она подумала об отце, и по щекам потекли слезы. Его слова эхом звучали у нее в голове. Ты у меня умница, доченька. Из всех моих детей только ты можешь стать по-настоящему образованным человеком. Образование спасет тебя и всю нашу горемычную семью. Только такие, как ты, молодые и энергичные, вытащат эту страну из болота отсталости. Любимая дочь, которую отправили в Оксфорд, чтобы она стала гордостью семьи Налбантоглу, принесла своим близким лишь позор и горе. Сама того не замечая, Пери плакала так громко и безутешно, что соседка, испугавшись за ее рассудок, нажала кнопку вызова медсестры. Через несколько минут Пери заставили проглотить ложку какой-то жидкости персикового цвета с неприятным запахом, но без всякого вкуса. После этого она зарылась лицом в подушку, ощущая, как веки наливаются тяжестью.