Они поселились в Оксфорде, в доме с окнами на реку. Анисса, казалось, быстро освоилась на новом месте, дела Азура тоже шли как нельзя лучше. Карьера его успешно развивалась, его жена стала желанной гостьей на светских вечерах. О том, какой непроглядный мрак снедает ее душу, никто из ее новых знакомых даже не догадывался. В хорошем настроении она впадала в эйфорию, в плохом – в депрессию. И в печали, и в радости Анисса всегда доходила до края.
Она исчезла, когда была на четвертом месяце беременности. Рано утром, когда над землей еще расстилался туман, она вышла из дому, направилась к реке и больше не вернулась. Ее тело обнаружили только через двадцать шесть дней, хотя водолазы много раз обыскивали дно реки. В «Оксфорд мейл» поместили небольшую заметку об этом несчастье, сопроводив ее фотографией Аниссы, где она была в свадебном платье и венке из весенних цветов. Азур так и не узнал, как газетчики добыли эту фотографию. Ее смерть полиция отнесла к разряду «необъяснимых». Никаких признаков убийства найдено не было. В конце концов коронер, ведущий расследование, принял решение о том, что смерть нельзя считать насильственной, и дело было закрыто, но слово «необъяснимое» с тех пор завладело Азуром.
Профессор Назим во всем обвинил зятя. Он считал, что неверность мужа стала причиной эмоциональной неустойчивости его дочери и ее внезапного исчезновения. Семья Аниссы так и не простила Азура, как и он в глубине души не простил себя. Может, поэтому он так болезненно относился к извинениям. Его бесило, когда люди извиняются за разные пустяки, в то время как в жизни столько по-настоящему серьезных поводов попросить прощения, но никто этого не делает. Между свободомыслием, взрастившим его, и жаждущей справедливости верой профессора Назима он выкроил уголок для себя. Отныне он будет учить необъяснимому. Будет учить постижению Бога.
Когда Пери уже подходила к зданию, где должно было состояться заседание комитета, утренний ветер наконец смилостивился и почти стих. Она шла словно во сне; ноги казались чужими и плохо слушались. Солнце зашло за облако, где-то в вышине летали стрижи. У нее вдруг появилось чувство, что с тех пор, как она вышла из Ботанического сада, покинув живительную тень старой метасеквойи, укрывавшей ее, в природе сменилось время года и мир вокруг стал совершенно иным.
Издалека она увидела, как перед входом нервно расхаживает Трой. На ступеньках, сложив руки на груди, сидела Ширин с опухшими от слез глазами. Оба с нетерпением ждали ее появления, и каждый надеялся перетянуть ее на свою сторону. А где-то в глубине здания находились люди с непроницаемыми лицами, уже готовые задать свои бесцеремонные вопросы.
Где же Азур? – пронеслось у нее в голове. Что он обо всем этом думает? Как бы ей хотелось, чтобы он был сейчас рядом. О, если бы хоть одна из ее фантазий вдруг стала реальностью, он взял бы ее за руку и они прошли бы мимо этих людей, равнодушные к их осуждающим взглядам, неуязвимые перед этой бедой, свалившейся на них как снег на голову. Если бы день сменился вдруг ночью, он стал бы говорить с ней о поэзии, философии, о парадоксе Бога, ветер уносил бы его слова, словно искорки от костра; одни в целом мире, они бы шли по спящему городу под этим безграничным небом, и ее голова склонилась бы к его плечу. Все, что их разделяло – разница в возрасте, положении, воспитавшей их среде, – растаяло бы в воздухе, как дым. Он бы наклонился к ней, поцеловал ее в губы и произнес ее имя как заклинание. Если бы только у нее хватило сил изгнать Ширин из его сердца. Ничего и никогда Пери не желала так истово.
Чувствуя, что ее знобит, Пери плотнее запахнула пальто. Если она скажет, что Азур ни в чем не виноват, а сказать так – моральный долг, может, он поймет, как дорог ей, и полюбит ее – хоть самую малость? Может быть… Но конечно же, в глубине души она понимала, что ее глупым фантазиям не суждено сбыться. Когда его честное имя будет восстановлено, он отпразднует это счастливое событие вместе с Ширин – она ведь всегда получает то, что хочет.
Медленно, словно у нее вдруг закончились силы, она остановилась. Разве сейчас, много лет спустя, она не осталась той самой девочкой, которая не позвала на помощь и молча смотрела, как задыхается ее брат? Все так же нерешительна, так же боится привлечь к себе внимание и не желает принимать ничью сторону. Больше всего на свете не хочет кого-нибудь огорчить и в результате огорчает всех. Несмотря на все попытки измениться, у нее так и не хватило сил исцелить себя от эмоционального паралича, поразившего ее душу. Она, Пери, Назпери, Роза, Мышка, вообще не будет давать показаний. Ни сейчас, ни потом. В этой жизни она лишь зритель – не актер. Это их проблемы. Их дурацкая пьеса. Она развернулась и пошла прочь, как будто на чаше весов лежала судьба какого-то совсем постороннего человека, а не того, кого она любила и желала, о ком грезила и о ком страдала.