Будь то мужчины или женщины, ее всегда привлекали люди с непростым прошлым, следами перенесенного страдания в глазах и душевными ранами, невидимыми жестокому миру. В дружбе она умела быть искренней и верной, не жалела ни времени, ни сил для тех немногих избранных, к которым проникалась симпатией. Со всеми прочими, что составляли в обществе подавляющее большинство, она очень быстро начинала скучать. Скука порождала желание убежать, избавиться от ненужного собеседника, от пустого разговора, от тягостной ситуации. Она предчувствовала, что сегодня, на этом буржуазном обеде, скука вновь станет ее верной спутницей. Есть только один способ отделаться от этого тоскливого компаньона – затеять незаметную для других игру, правила которой ведомы лишь ей одной.
Пери торопливо побрызгала в лицо водой. Неплохо было бы подправить макияж, но губная помада погибла под каблуком бродяги, а тени для век валялись на земле в темном переулке. Наскоро причесав волосы пальцами, она снова взглянула на свое отражение. Из зеркала на нее смотрело бледное лицо, испуганные глаза по-прежнему выдавали душевное смятение. Пери открыла дверь и с удивлением увидела дочь.
– Папа волнуется. Спрашивает, где ты.
– Мне нужно было привести себя в порядок. А что ты ему сказала?
– Ничего, – пожала плечами Дениз.
– Спасибо, солнышко. Идем к папе.
– Подожди. Ты забыла это, – сказала Дениз, протягивая руку. Пери сразу поняла, что дочь держит тот самый поляроидный снимок, который она тщетно искала после сегодняшней стычки. Должно быть, Дениз заметила его первой и сунула в карман. – А почему я никогда не видела этой фотки раньше? – требовательно спросила дочь.
На снимке были четверо. Профессор и три его студентки. Счастливые, полные наивных надежд изменить мир к лучшему и пребывающие в блаженном неведении о том, что их ждет в будущем. Пери прекрасно помнила день, когда была сделана эта фотография. Такой холодной зимы Оксфорд не знал несколько десятилетий. Высокие сугробы, пронизывающий холод по утрам, замерзшие трубы. И пьянящее чувство влюбленности, переполняющее все ее существо. Ни до, ни после она не ощущала так остро, что живет в полную силу.
– Кто эти люди, мама?
– Это старая фотография, – невозмутимо и равнодушно, слишком равнодушно, произнесла Пери.
– Почему ты носишь ее в бумажнике? Рядом с фотографиями своих детей? – не унималась Дениз. В глазах ее светилось любопытство и недоверие. – Ты не сказала, кто они.
Пери указала на девушку в ярко-красном платке, завязанном на манер тюрбана, с густо подведенными светло-карими глазами.
– Это Мона. Наполовину американка, наполовину египтянка. – (Дениз, не произнося ни слова, сосредоточенно разглядывала фотографию.) – А это Ширин, – продолжала Пери, указывая на девушку с пышными черными волосами, ярким макияжем и в кожаных сапожках на высоченных каблуках. – Ее семья из Ирана, но они столько раз переезжали с места на место, что она уже не знала, какую страну считать родной.
– Как ты с ними познакомилась?
Пери ответила не сразу:
– Это мои университетские подруги. Мы учились в одном колледже, жили в одном доме. Ходили на один семинар, правда, в разное время.
– И о чем семинар?
Пери слегка улыбнулась, взгляд ее на мгновение подернулся дымкой воспоминаний.
– Ну, как тебе сказать… в общем, о Боге.
– Вау! – протянула Дениз.
Так она обычно восклицала, когда предмет разговора ее совершенно не интересовал. Палец дочери указал на высокого мужчину в центре маленькой группы. Его светло-каштановые волосы выбивались из-под плоской шляпы непослушными завитками; четко очерченный подбородок немного выдавался вперед. Даже на фотографии было заметно, как сияют его глаза. Выражение лица было непроницаемым и в то же время слегка напряженным.
– А он кто?
Если в глазах Пери и мелькнуло смущение, то лишь на долю секунды.
– Наш профессор.
– Да ладно. А похож на строптивого студента.
– Он был… строптивым профессором.
– Разве такие бывают? – усмехнулась Дениз. – Как его звали?
– Мы звали его Азур.
– Ну и имечко. А где это вообще?
– В Англии… в Оксфорде.
– Где? Почему ты никогда не рассказывала, что училась в Оксфорде? – Последнее слово она выделила особо.
Пери замешкалась, не зная, что ответить. Она сама бы не могла объяснить, почему не делилась своим прошлым ни с кем, даже с детьми. Просто не выдалось ни подходящего времени, ни удобного случая.
– Я провела там не так много времени, – вздохнула она. – И не закончила обучение.
– Но как ты туда попала?
Дениз явно находилась под впечатлением от только что сделанного открытия. Но в голосе дочери Пери уловила нотки зависти. Хотя до вступительных экзаменов в университет оставалось еще несколько лет, Дениз уже начала их бояться. Образовательная система, нацеленная на то, чтобы разжечь в юных сердцах дух соревнования, неплохо подходила для дисциплинированных натур, таких как Пери, но для мятежников, подобных Дениз, оборачивалась настоящим бедствием.