Писателю была нужна ответная реакция современников, разрешающая собственные его сомнения в правильности выводов, к которым он пришел, создав «Крейцерову сонату». И читатель отозвался. А. П. Чехов точно заметил, что повесть «до крайности возбуждает мысль»[344]. Без преувеличения, «Крейцерова соната» стала событием в европейской и российской жизни последней четверти ХIX века. А. А. Толстая вспоминала: «Трудно себе представить, что произошло, например, когда явились „Крейцерова соната“ и „Власть тьмы“. Еще не допущенные к печати, эти произведения переписывались уже сотнями и тысячами экземпляров, переходили из рук в руки, переводились на все языки и читались везде с неимоверной страстностью. Казалось подчас, что публика, забыв все свои личные заботы, жила только литературой графа Толстого… Самые важные политические события редко завладевали всеми с такой силой и полнотой»[345].
Повесть в миру, по словам самого Толстого, делала свое дело: «продолжала буровить». Она прямо вторгалась в жизнь. Но в диалоге с правдой «должного», по Толстому, мирская жизнь не могла не отстаивать свое природное естество. «Крейцерова соната», как никакое другое произведение позднего Л. Н. Толстого, вызвала мощную волну полемических читательских откликов[346].
Дочери Льва Толстого – Татьяна и Мария – были и свидетелями развернувшейся дискуссии, и первыми читателями «Крейцеровой сонаты». Восемнадцатилетняя Мария, повторим, приняла самое активное участие в переписке этой повести[347]. Знание толстовской позиции в отношении любви и интимной ее стороны раз и навсегда вошло в жизнь Татьяны и Марии. Оно ощущалось в дальнейшем общении с отцом, и подчас положение каждой из сестер было очень сложным, а переживания глубоко мучительными.
Не испытывали ли толстовские дочери шок, вникая в мысли отца о любви, семье, половых отношения, похоти и разврате? Что переживали дочери писателя, читая, например: «Дети – мученье, и больше ничего»[348]? Татьяна не могла не задуматься над строками одной из редакций повести, а может быть, и вспоминала их позднее: «Девушка, обыкновенная, рядовая девушка какого хотите круга, не особенно безобразно воспитанная, – это святой человек, это лучший представитель человеческого рода в нашем мире, если она не испорчена особенными исключительными обстоятельствами. Да и обстоятельства эти только двух родов: свет, балы, тщеславие и несчастный случай, сближение с другим мужчиной, разбудившим в ней чувственность»[349].
«Крейцерова соната» оставила очень глубокий след в душе Татьяны Львовны. В ее дневнике было записано 18 октября 1890 года: «Мне так грустно и тяжело, что я не могу слез удержать. Это глупо и недостойно, но я чувствую себя растерянной, несчастной и одинокой. Я не знаю, что со мной будет и чего мне желать. Я только что, с тех пор как задумана „Крейцерова соната“, решила твердо, что я замуж не выйду. Мне это казалось легко и желательно, а теперь все спуталось, решение мое поколебалось, то есть я не могу мечтать о безбрачии и не должна думать об обратном. Пословица, которую я сегодня целый день себе повторяю, – fais се que dois, advienne que pourra[350] – не помогает мне, и сегодня очень трудно всех любить»[351].
346
Современники писали ответные, чаще всего пародийные произведения, сами их названия выражали отношение к толстовской повести: «Грошовая соната, Толстовщина», «„Крейцерова соната“ во всем виновата», «За правду и честь женщины», «Ее „Крейцерова соната“. Из дневника госпожи Позднышевой», «„Крейцерова соната“ исполнителя. Записки Трухачевского» и т. д. Об этом см.:
Все эти отклики пополнили собой народившуюся массовую литературу. Но были и другие авторы. А. И. Куприн написал рассказы «Впотьмах», «Лунной ночью», «Одиночество»; на «Крейцерову сонату» критически откликнулась жена Толстого, написав повести «Чья вина?» и «Песня без слов», а также сын Лев рассказом «Прелюдия Шопена». Конечно же, «Крейцерова соната» имела самый широкий круг читателей, и каждый из них сделал свой выбор, определяясь в отношении высказанного толстовским героем. У каждого читателя был свой предел в понимании и приятии Толстого. К примеру, в декабре 1910 г., через месяц после кончины писателя, критик Ч. Ветринский, предпринимая одну из первых попыток обозрения жизни и творчества Толстого для широкого круга читателей, напишет о «Крейцеровой сонате»: это «повесть, проникнутая негодованием на господство в общественной жизни грубого разврата» (
347
В письме к Толстому от 25 октября 1889 г. Чертков выразил свою благодарность М. Л. Толстой за переписанный экземпляр «Крейцеровой сонаты». По возвращении Чертковым рукописи вместе с его пометами Толстому М. Л. Толстая внесла в этот экземпляр поправки.