озором мимо Парки, небольшой заброшенной деревушки в устье Наги, как вдруг на нас налетел небольшой отряд этих кочевников. Мы уже не зелень, не раз пробовали железа, встали в клин и бросились в атаку. Да только поднялся ветер невиданной мощи и ударил по нам, словно молотом. Мальра, нашего сержанта, выбило из седла, бросив под копыта отряду. Строй распался, кони ржали, норовили сбросить солдат из седел, а кочевники неслись к нам с победными криками. Милая Мира, не писать бы мне этих строк, если бы не Самаэль. Этот вечно угрюмый и молчаливый здоровяк пришпорил свою клячу, и, рассекая проклятый ветер ударами кортика, помчался вперед. Я, рыкнув на растерявшихся солдат, бросился за ним. Когда Бабка Астра плела нам свои байки о ведьмах, демонах и прочей чепухе, я смеялся. В тот раз мне стало не до смеха. Колдун, самый что ни на есть, гадский колдун, размахивая руками на своём коне, насылал на нас ледяной ветер такой чудовищной силы, что лошади падали на землю и катились, увлекаемые этим потоком, под радостное улюлюканье сучьих кочевников. Но Самаэль продолжал двигаться вперед, к колдуну, рубя ветряные волны, так, как будь-то видел их. И я следовал за ним, нещадно хлестая своего коня и размахивая копьем во все стороны. Словно во сне, мы плыли сквозь тягучий воздух, шаг за шагом приближаясь к проклятому пугалу, мимоходом отбивая редкие тычки кочевников, которым удавалось пробиться сквозь стену ветра. Колдун даже не попытался бежать. Быть может был убежден в своём могуществе, а может не мог пошевельнуться, удерживая ветер в своей власти. Так или иначе, он не шелохнулся, когда мы подлетели к нему. Самаэль на скаку полоснул его по вскинутым рукам, а я пробил своим копьем его сердце. Вольные бросились наутек, несмотря на очевидное преимущество - большая часть нашего отряда барахталась, не в силах выползти из под своих кляч. Догонять их было не кому. Я никак не мог отдышаться, так и стоял, с нанизанным на копьё колдуном. Потери были невелики: сержант погиб под копытами, пару ребят порубили вольные. Как старший по званию, я отправил отчет в Аспасию. Через месяц, с торговым караваном, прибыл отряд новобранцев под моё командование. В звании так и не повысили, крысы. Вместе с зелеными в Аванпост прибыл Охотник. Побеседовал со мной и Самаэлем о сражении с колдуном. Вербовал в Орден. Самаэль отказался. Я в раздумьях. Может мне и правда пойти в Охотники? Чем вечность сидеть лейтенантом в Вармарке и ждать конца этого шаткого перемирия, может лучше свободно странствовать по делам Ордена? Жалование на порядок выше, полномочия. Опасно, конечно, но не опаснее солдатской доли... В общем, совет твой мне пригодится. Самаэль передает привет тебе и всем ребятам, еще не сбежавшим из нашей родной дыры. Я к нему присоединяюсь. Жду ответа, повести о твоей доле и новостей с Крутого Рога. Твой любимый брат, Грегор. 4 дня Большого Сапфира 881 года от Сошествия Из "Писем Грегора Хитца". Время, несмотря на всю свою неумолимость, суть понятие искусственное, порождение разума, в его бесконечных попытках упорядочить хаос бытия. Хронология и летосчисление диктуется главенствующей доктриной, а та, зачастую, имеет глубокий религиозный фундамент. Ныне балом правит Академия Хронологии, под могучим крылом детища Вастона Веля, приняв за точку отсчета нового календаря год второго Сошествия, или Восхождения Тартара. Я же отмеряю начало эпохи на 38 лет ранее, ибо в 38 году до В. Т. (863 год по старому календарю) был рожден Грегор Хитц, чьей судьбой было стать свидетелем и непосредственным участником смены эры. Его невероятная жизнь, ставшая основой необозримого количества легенд, слухов и научных трудов, незаслуженно задвинута Академией на второй план, в тень судьбы его друга и соратника, ныне известного как Тартар, сын Тартара, последний Владыка каменного Престола Моркота. Быть может, виной тому чрезмерная откровенность и дотошливость Хитца, с которой он описывал происходящие события в письмах к своей сестре. Те письма, таким невообразимо чудесным образом попавшие в мои руки, содержат тех много событий и мнений, что так тщательно подвергает цензуре нынешняя главенствующая доктрина. Но хватит лирических отступлений, перейдем к сути повествования. Дети не объявленной войны, так их называли. Дети, осиротевшие от внезапных набегов вольных племен или от огненных стрел Сумарских диверсионных подразделений. Вдоль всего побережья Наги, от самых истоков до дельты, не было ни единого поселения, где бы все дети имели родителей и крышу над головой. 70 лет шаткого мира, построенного на горе людей, породили целых четыре поколения сирот с ненавистью в сердцах и бунтом в головах. Дом милосердия Крутого Рога, под патронажем церкви Свидетелей, был одним из многих сиротских приютов, построенных для воспитания детей этой войны. Добрые воспитатели розгами и солью несли свет в темные души сироток, направляя ненависть в нужное государству и церкви русло. Мальчики учились воинскому делу и тяжелому черному труду шахтеров, девочки - домохозяйству, полевым работам и тысяче других дел. Те, кто был по способней, в ком тягу к знаниям не удавалось усмирить ни поркой, ни подкупом, ставились на особый контроль. С особым тщанием мудрые сестры вколачивали трудные науки в их головы, регулярно отчитываясь куратору офицерских школ Сумара. " Я помню его. Долговязый, тощий, грязный. Отец настоятель самолично притащил его за ухо и отдал под нашу с Мартой опеку. Упрямый сорванец еще по пути в Дом пытался пять раз бежать, за что был нещадно бит солдатами, так что нам пришлось его выхаживать и отпаивать. Как только этот бесёнок смог стоять на ногах, он тут же подрался за с Грегором, еще одним нашим подопечным. Грегор был на два года старше, поплотнее, да и жизнь среди сирот - не сахар, так что новичок отхватил знатных люлей. Забавно, что после эти двое стали лучшими друзьями... Грегор, Самаэль и Мира, вечно таскающаяся за братом вертихвостка. Эта троица правила нашим кругом жестко и справедливо. За то время под нашей опекой не погиб ни один ребёнок, ох, славные же были времена, порядок и спокойствие. Хотя они озорничали еще как. Помню, как Грегор и Мира стащили из продуктового ящика отца настоятеля всю еду, а Самаэль набил его живыми лягушками и змеями. И всё это под носом у солдат! ох, ну и влетело же им... Когда Грегора забрали в офицерскую школу Самаэль ревел пуще Миры, такие друзья были. И когда Миру забрали в дом господина Марона, тоже ревел. И более ни разу никто не видел ни единой его слезинки. Никогда." Сестра Астра, воспитательница сирот Дома милосердия из "Воспоминаний о Тартаре" Патрия Лимма. Мало что известно о детстве Грегора и Миры Хитц. Отец погиб еще до рождения сына, мать скончалась при родах Миры, оставив двухлетнего Грегора с младенцем сиротами. Год о них заботилась повитуха, но ни её имени, ни названия поселения история не сохранила. Сухие строки в регистрационном журнале Дома милосердия Крутого Рога - "Грегор Хитц - 3 года, Мира Хитц - 2 года. Уплачено 14 медных дар". В письмах Хитца сестре встречались расплывчатые упоминания, но пролить свет на тот тёмный период их жизни эти строки не в состоянии. Из писем сестер-воспитателей надзирающему куратору становится ясно, что юный Грегор проявлял недюжие способности к точным наукам, обладал задатками выдающегося лидера и отменным здоровьем. Других описаний его жизни в приюте, увы, не существует. "Мир.. Такое прекрасное слово. Как жаждут его плебеи, как ненавидят сильные мира сего. Ибо мир - это время спокойствия, торговли и стабильности. А стабильность препятствует реализации амбиций молодых. Хотя, мир миру - рознь. Наш перемирие с Союзом племен так хорошо смотрелась на бумаге, и было так незаметно на границе. Постоянные набеги кочевников, грабежи, поджоги. Да правительство Сумара за время этого перемирия потратило в три раза больше денег, чем на ведение всех войн с племенами. Ибо войны, в конечном счете скоротечны, а мир - он долговечен. За то все были при деле. Постоянно требовались новобранцы, постоянно требовалось обмундирование и вооружение, провизия, строительный лес и камень. Казна пустела, народ процветал, налоги росли. Набеги оставляли множество сирот, которых распихивали по спецприютам, а от-туда в военные школы и обратно на границу, оставлять других сиротами. Форты и аванпосты росли как на дрожжах, превращая захолусные пограничные рыбацкие деревеньки в настоящие города. Кельмиран, Вармарк, Мульнир, все они были дырами, по десятку домов на каждый, пока перст короля, ведомый советами Главы Совета Церквей и старых, покрытых плесенью, генералов, не ткнул в их наименования на большей тактической карте. Это был самый лучший мирный договор из всех, когда либо заключавшихся в истории Сумара. Все были довольны, купцы, правители, кочевники, генералы. А мертвые... Да кто их когда считал. " Из мемуаров Максимильяна Вармаркского. " Дорогая Мира, я обещал тебе, и вот я пишу. Пришлось стащить чернильницу со стола сержанта и пол часа гоняться за гусями, но теперь у меня есть сносное перо. Семь недель, семь долгих недель нас морили голодом и мучили тренировками, нагло заявляя что это является обучением. Кормят дерьмом! Розги бабки Астры в сто раз слаще чем местное пойло, которое жрем три раза в день! Я хочу обратно! Как в сказке о мыше - позарился на далёкий пряник, получил сапогом под бочину! Передай плаксе - пусть радуется,