Выбрать главу
приговор, не волнует ни причина, ни правда. Он просто выполняет свою работу, взваленную на него Орденом. Как и я. Улыбки старших Охотников полны боли, лица их мрачны, но руки тверды. Даже последние подонки и чудовища пресыщаются, отслужив десяток лет. Ведь приговоры выписываются каждый день, а охотников становится всё меньше и меньше. Нынче один Охотник должен выполнять работу пятерых. Случается, не стану отрицать, что приговор выносится заслуженно, когда злостный малефик, давно потерявший право называться человеком, становится целью Охоты. Почти всегда такая Охота сложна и опасна, несет в себе длинные дни погонь и сражений, и, зачастую приводит к смерти Охотника. Но выполнение таких миссий приносит облегчение измученной бессмысленным насилием душе. Только ради этих моментов мы продолжаем своё бесконечное блуждание по самым тёмным уголкам Сумара, неся на себе клеймо палачей. И деремся за каждую стоящую миссию. Есть и светлые стороны моего нынешнего существования. орден скопил обширную библиотеку, полную самых разнообразных книг и документов. Те редкие дни, когда я могу отдохнуть от дороги в полупустых залах Изумрудной башни, я провожу за чтением, изучая всё новые и новые науки, познавая этот мир глубже, чем это позволяется Советом Церквей и Храмовниками. В прочем, и этому, видимо, суждено закончится. Орден умирает. Две недели назад Орден Храмовников подписал указ о запрете набора новобранцев в Орден Охотников, ссылаясь на снижение потока жалоб. Ходят слухи, что Церкви хотят забрать Изумрудную Башню под нужды новых конфессий. Скоро Орден останется без крыши над головой, а через десять лет в нем не останется и Охотников. Марк, глава Ордена, бьется за каждый дар, что выделяет нам казна, но силы покидают его. Вряд ли Орден доживет до нового столетия. Я не знаю как закончить это письмо, а потому просто перестаю писать. Скучаю по тебе. Твой брат, Грегор." 25 дня Малой Аулы 894 года от Сошествия. Из "Писем Грегора Хитца". " Дорогая Мира, моему смятению нет предела. Какие бы мерзости не подкидывала бы мне служба в Ордене, никогда еще я не стоял перед таким непростым выбором. За эти долгие семь лет, полных крови и сомнений, ни разу не возжелал я предать свой долг. Но, обо всем - по порядку. Два месяца назад Орден получил очередной свиток с приговором. Я возвращался тогда с Дальнего после исполнения очередного волеизъявления Храмовников. До изумрудной башни, где Орден, титаническими усилиями Марка, всё еще квартируется, оставалось два дня пути, когда меня перехватил гонец, с приказом и письмом от моего старого наставника Александра. Когда я развернул свиток, сердце моё упало наземь и перестало биться, ибо в свиток было вписано имя, мне хорошо известное. Самаэль, старший лейтенант шестой части пограничных войск Сумара! Совет Храмовников приговорил его к смерти за преступления перед Церквями и короной, злоупотреблением черными искусствами и еще за множество других прегрешений. Весь список был длинной с мою руку! Восемь лет прошло с тех пор, как мы простились с ним в Вармарке. Я изредка писал ему, иногда он отвечал на мои письма. Но как бы не раскидала нас судьба, ничто не изменит того факта, что мы семья! Пускай не настоящая, а придуманная нами в приюте, но семья! И не осталось в этом мире никого, кто был бы мне так же близок, как Самаэль! А эта хрупкая бумажка обязывала меня убить его! Я не знаю, как моя кляча довезла меня до постоялого двора, не помню ни названия того маленького городка, ни имени хозяина ночлежки. Всё плыло перед глазами. Чувства. ужас и ярость, затуманили разум мой. Всю ночь я перечитывал список прегрешений моего названного брата, отказываясь поверить в реальность происходящего. Только под утро, измученный и запутанный я распечатал конверт, что был украшен тонкой вязью красивого почерка Александра. "Трудный час настал для тебя, Рыбак. Крепись, ибо тебе предстоит сделать трудный выбор. Я помню, как вечерами, сидя у большого костра ты рассказывал истории о службе своей, о сиротской доле и о брате. И знаю я, что дороже брата твоего у тебя никого не осталось. А потому я передаю этот приговор тебе на исполнение. Такова традиция, что корнями уходит к моменту зарождения Ордена. Охотник должен справиться сам. Не мешкай, ибо приказ этот беспрецедентной срочности, и Храмовники послали трех наблюдателей, чтоб проследить за его скорейшим исполнением. Я задержу их на день, но держать их дольше - значит подставить Орден под удар. Завтра они, в сопровождении Шутника, Трехпалого и Бочки, отправятся на Охоту. Скачи как ветер, найди своего брата. Что бы ты не решил, решение твоё будет тяготить тебя до самой смерти. Доброй Охоты". Милая сестра, я не могу передать словами, как велика моя благодарность этому старому ворчуну - переростку. Без промедления бросился я на поиски Самаэля. В Вармарке его не было, но было пара знакомых по службе лиц, которые поведали мне о злоключениях его. На ярмарке в честь начала Нового Яра, Самаэль высмеял проповедь жреца Храма Хеля, что вхож в совет Церквей. Жрец, говорят совсем пеной изошелся, обвинял его в колдовстве и призывал схватить его. Ребята из роты просто посмеялись и вернулись в казармы, но на следующий день в крепость аванпоста заявился отряд храмовников с приказом об аресте. Новый сержант тут же выдал Самаэля, опасаясь за собственную шкуру. Сама скрутили и повели в Храм Вармарка. Да не довели. Старый Ван заикался, когда рассказывал, что произошло дальше. Он видел со своего поста, как Самаэль, только оказавшись за стенами крепости, разорвал свои цепи, убил четырех вооруженных Храмовников голыми руками и скрылся на лошади одного из бедняг. Не удивительно, что Совет Церквей обвинил его во всех смертных грехах. Из Вармарка я направился до Асмары, по наводке одно из караульных с городской стены. Из Асмары пришлось скакать в Аспасию и полторы недели искать в столице хоть какие-то зацепки. В Аспасии я едва разминулся с Охотой. Шутник вроде заметил меня, но виду не подал. Я утроил прыть, обскакал всё побережье Наги, мотался по прибрежным пескам океана, пока, наконец, не попал в Копор, где один трактирщик рассказал мне, что "высоченный сеноголовый расспрашивал о Черном холме". Самаэля я нагнал у самого холма. Он сильно изменился за восемь лет. Стал еще выше и шире в плечах, глаза ввалились и потемнели, нос заострился, лицо осунулось. Он казался смертельно усталым, даже больным, но от него веяло какой-то нечеловеческой мощью. Заросший, в изорванном дорожном плаще, босой, он впечатлял сильнее чем любой король со всей его свитой. Он ждал, пока я приближусь, и улыбался. Я рад, что ты приехал попрощаться, - его голос был так же звонок, как и в день его появления в приюте. Только стал глубже и грубее. Я молча спешился и кинул ему свиток с приговором. Он пробежал глазами по строкам приказа и усмехнулся. И что будешь делать, брат? Я смотрел на багровое небо, по которому медленно взбирался Моркот. Я не знал ответа на его вопрос. Я не знаю... Мы молча стояли друг на против друга и смотрели, как красный диск катится среди тусклых звезд. С каждым утекающим мгновением я всё яснее понимал, что не смогу поднять руку на брата. Не знаю, чувствовал ли он моё смятение, но, после затянувшегося молчания, Самаэль предложил мне присесть на черные камни, что в обилии разбросаны вокруг тускло поблескивающих склонов Черного холма. Я не могу спать, - начал он свой рассказ, как только мы опустились на холодную шершавую каменную поверхность, - но и наяву сны возникают перед моими глазами. Призрачные видения, каменные равнины, пустой трон. рожи чудовищ, одно страшнее другого, и голоса. Они зовут меня, тянут к действию. Он, на моих изумленных глазах, отломил пальцами кусок камня, на котором сидел, и раскрошил его в пыль даже не поморщившись. Моя кровь горит, моё тело меняется. Я становлюсь сильнее с каждым мгновением. Это пожирает меня. Его безумный взгляд и расплывчатые фразы заставили меня пожалеть о оставленном на лошади оружии. Он продолжал вещать про лые всполохи, про демонов и судьбу, увлекаясь и размахивая руками. Что-то звало его, что-то манило туда, на Черный холм. Внезапно он умолк, вперившись горящими глазами в тусклый лик Моркота, а затем молвил, уже спокойно: Я ухожу. И вряд ли нога моя еще хоть раз ступит на поверхность Эрды. Меня ждут бесчисленные битвы на пути к каменному трону. Я иду на встречу с отцом своим, иду на смерть. Видимо такова моя судьба. Он поднялся и усмехнулся, как обычно усмехался, задумывая шалость в приюте. Не стой на пути моём и не иди за мной. Но будь спокоен, больше я не стану тревожить ни Церкви, ни Храмы, - он встряхнул головой и похлопал меня по плечу, - Прощай, брат. Наши пути сходились множество раз, но теперь они разойдутся навсегда. И он ушел, быстро шагая но тускло поблескивающим в свете Моркота камням. Я сидел, пригвожденный к камню неведомой силой, и смотрел, как его пыльный плащ колышется в такт его шагов. Самаэль взобрался по склону Холма и исчез в черной бездне расщелин, богато украшающих этот памятник пережитому ужасу. Я сидел, пока мокрый снег не вернул меня в реальность. Вскочив на лошадь, я поскакал обратно в Копор. Где и нахожусь теперь, выводя эти, никому не нужные строчки. Что будет теперь, что ждет меня - я не в силах предугадать. Возможно здесь и закончится моё служение Ордену. Возможно здесь оборвется моя жизнь. Я не буду бежать от гнева Храмов