Глава восьмая: Таинственный гость, Часть I
Трактирщик Петрус, прозванный Разносторонним из-за сильного косоглазия, скучающе разглядывал, пойманную в единственную на всю округу кружку из прозрачного, муху. Насекомое нарезало бешеные круги и удивительные петли, не в силах прорваться сквозь непостижимый, для её крошечного разума, барьер. Зал трактира был практически пуст. Пара пьяниц, что заливали тоску своей неудавшейся жизни пойлом любого качества, да несколько торговцев, что решили переночевать в этой дыре на свой страх и риск. Страх и риск, ковыряя в зубах грязными пальцами мускулистой руки, сидел у входной двери и наблюдал за несчастными прикрыв глаза. Его звали Ухо, но не потому, что ему не хватало ушей, а потому, что эти уши в избытке хранились в сундуке под кроватью в его скромном жилище. Ухо являлся одновременно и гарантией безопасности гостей, служа у Петруса вышибалой, так и основной причиной смертности постояльцев, будучи глазами и ушами местного разбойного авторитета. Красный Джо, а именно так звали головную боль всех жителей Малого Рога, любил знать, какие ценности проезжают через его самоприсвоенные владения. А еще больше любил эти ценности присваивать. Петрус был бы рад вышвырнуть Ухо из своего заведения, да только это обошлось бы ему потерей и трактира, и уха, и, скорее всего, потерей его серой, но тем не менее бесценной жизни. А этот скучающий трактирщик себе позволить не мог. Но, к неописуемо вялой радости Разностороннего, торговцы выглядели крайне плачевно, что и спасало их шкуры. Видимо зима выдалась тяжелой не только здесь, в Малом Роге, что ютился в стороне от основных торговых трактов, но всё же стоял на дороге в Новую Бирму. Но этот год не был богат на урожаи, не стал успешен для торговцев, и не забил трактир Петруса веселой толпой с тугими кошельками. Холода ударили раньше срока, погубив поздние посевы, навалило снега по самые крыши, хвори подкосили селян и скотину. От голода спасли деньги из сельской казны, с которыми так неохотно расстался староста, чтобы закупить и зерна для людей, и кормов для скотины. Бледная больше не маячила за спинами осунувшихся селян, но и изобилием их стол похвастать не мог. Петрус мог угостить усталого спутника лишь постной кашей, пустой похлебкой да прокисшим пивом. Впрочем, те кому удавалось прорваться через снежные заносы, не были особо привередливы к еде и с жадностью поглощали всё, что было теплее их посиневших пальцев. Торговцы уже отогрелись, насытились и теперь морщась хлебали мутное пиво, тихо переговариваясь и поглядывая на Лину, что вяло протирала столы и убирала пустые кружки, привычно демонстрируя свои преимущества в глубоком декольте платья. Петрус нанял её когда всё его помощники разбежались, спасаясь от растущей банды Красного Джо. Даже повариха Марта, что была Петрусу женой, собрала пожитки и, плюнув на трактир, опостылевшего мужа и его мечту, унеслась с каким-то прохвостом в сторону Бирмы. В её мешке уехало почти всё золото, что Петрус накопил за тридцать лет, оставив Разностороннего без возможности откупиться от новой напасти. Лина была ладной девкой, с крутыми бедрами, высокой грудью и роскошной черной косой. Она помогала Петрусу вести дела, а так же обслуживала клиентов в зале и, по необходимости, в их жестких постелях. Петрус знал, что девушка откладывает каждый полученный медяк, всей душей желая вырваться из этой дыры, а потому не гнушалась никакой работы. Трактирщик защищал девушку как мог, но он ничего не мог поделать с бандой Джо, тем более что сам разбойный царек положил на девушку свой алчный глаз. Впрочем, сам этот факт снизил количество её ночных клиентов до крайне глупых единиц. Сам же Джо заявлялся в трактир каждый вечер и часто оставался на ночь. Петрус держал для него самый лучший стол в самом темном углу зала. Разносторонний размышлял, как бы повернулась его жизнь, если бы он открыл постоялый двор в другом месте, где угодно, пусть даже в Большом Роге. Он представлял себе полный зал уставших и голодных путников, их звенящие кошельки, толпу девок, разносящих яства по столам и послушно повизгивающих от шлепков захмелевших гостей. Толпу поварят, деловито снующих по кухне, пару крепких ребят у дверей, быть может они были его сыновьями. Эти напрасные мечтания трактирщика были прерваны резким хлопком двери, в которую, вместе с воем ветра и целым снежным сугробом, ввалился новый посетитель. Петрус встрепенулся, выпустил очумевшую муху, оправил фартук и представительно выпрямился, рассматривая гостя. Больших надежд путник не внушал. Его походный плащ был изодран и пестрел дырами и имел тот самый неопределенный цвет, что так часто встречается в одеяниях бездомных. Из под капюшона торчала черная свалявшаяся борода. Путник был бос, его раскрасневшиеся от мороза ноги с грязными обломанными ногтями казались сшиты из мозолей разной давности. Гостя шатало, словно он стоял на палубе шхуны, попавшей в шторм. Он сделал несколько шажков в глубь трактира, но был остановлен опустившейся на его плечо ручищей. Милостыни не подаем, - вяло, но с ощутимой угрозой в голосе, сказал Ухо, разворачивая беднягу лицом к двери. Из зарослей черных волос блеснули серые глаза. Бродяга вып