"Охота на охотника", автор - неизвестен.
Глава третья: Юность
"Сотни, тысячи людей жаждут поймать этого засранца, выпытать все его секреты, выжать всю его кровь до последней капли, съесть его плоть, растереть и втирать в себя кости его и волосы. Вот же наглец, когда все смиренно склоняют перед Бледной голову, он имеет смелость бродить по горам и долам, по городам и селам, будь-то какой-нибудь великий вирм, али бессмертный демон. Да, доходили до меня слухи о смерти его, да его давно уже никто не лицезрел, да только не верю я этим сладким слухам. Чую я, всем своим неспокойным нутром, что он где то, сидит и хихикая, возводит новые храмы и Ордена, огнем карая непокорных и несогласных. Быть может он додумался имя сменить, али сбрил свою тонкую бороденку да покрасил волосы, как делают это столичные модницы. А может он и вовсе женщина теперь. Слышал я что в Касартинском графстве баба у руля стоит и правит к процветания. Так от чего бы и не быть ей им?! А может он - жена моя ненаглядная, дикая и неугомонная, рушит своды старых дворцов неосторожным чихом да неловким движением. Мнится мне, что куда не ступи, всюду его следы. С каждого портрета топорщатся его черные космы да пялятся его серые глаза. Да! Завидно мне! Что с того?" из сатирического сборника "Коротко, да по каждому" Сатира Мидгарда. Милая Мира, уже пять бесконечных месяцев минуло с тех пор, как я писал тебе в последний раз. Многое произошло за этот долгий срок, хотя для меня всё случившееся - обыденность. Служба течет своим чередом: дозоры, рейды, стычки с кочевниками, снова дозоры и рейды. Свободные накатывают нестройными волнами, разбиваясь о камни городской стены Вармарка, и отступают под градом наших стрел. Быстры, сучьи дети. Их кони на голову выше наших кляч, форсируют Нагу не сбавляя ходу. Но с дисциплиной у них проблемы. Командование приказало рассматривать как варварские набеги, а не как наступление Вольных народов. Поэтому мы продолжаем сидеть в Вармарке, совершая рейды вдоль наги и перехватывая немногочисленные группы этих бестий. Хотя, не стану чернить бумагу ложью, "перехватываем" - не самое удачное слово. Пока мы плетемся на наших клячах, они успевают поджечь какое-нибудь неудачливое село и уйти на другой берег Наги. Очень редко случаются стычки, еще реже - льется кровь. Только однажды случилась действительно серьёзное столкновение. Мы шли дозором мимо Парки, небольшой заброшенной деревушки в устье Наги, как вдруг на нас налетел небольшой отряд этих кочевников. Мы уже не зелень, не раз пробовали железа, встали в клин и бросились в атаку. Да только поднялся ветер невиданной мощи и ударил по нам, словно молотом. Мальра, нашего сержанта, выбило из седла, бросив под копыта отряду. Строй распался, кони ржали, норовили сбросить солдат из седел, а кочевники неслись к нам с победными криками. Милая Мира, не писать бы мне этих строк, если бы не Самаэль. Этот вечно угрюмый и молчаливый здоровяк пришпорил свою клячу, и, рассекая проклятый ветер ударами кортика, помчался вперед. Я, рыкнув на растерявшихся солдат, бросился за ним. Когда Бабка Астра плела нам свои байки о ведьмах, демонах и прочей чепухе, я смеялся. В тот раз мне стало не до смеха. Колдун, самый что ни на есть, гадский колдун, размахивая руками на своём коне, насылал на нас ледяной ветер такой чудовищной силы, что лошади падали на землю и катились, увлекаемые этим потоком, под радостное улюлюканье сучьих кочевников. Но Самаэль продолжал двигаться вперед, к колдуну, рубя ветряные волны, так, как будь-то видел их. И я следовал за ним, нещадно хлестая своего коня и размахивая копьем во все стороны. Словно во сне, мы плыли сквозь тягучий воздух, шаг за шагом приближаясь к проклятому пугалу, мимоходом отбивая редкие тычки кочевников, которым удавалось пробиться сквозь стену ветра. Колдун даже не попытался бежать. Быть может был убежден в своём могуществе, а может не мог пошевельнуться, удерживая ветер в своей власти. Так или иначе, он не шелохнулся, когда мы подлетели к нему. Самаэль на скаку полоснул его по вскинутым рукам, а я пробил своим копьем его сердце. Вольные бросились наутек, несмотря на очевидное преимущество - большая часть нашего отряда барахталась, не в силах выползти из под своих кляч. Догонять их было не кому. Я никак не мог отдышаться, так и стоял, с нанизанным на копьё колдуном. Потери были невелики: сержант погиб под копытами, пару ребят порубили вольные. Как старший по званию, я отправил отчет в Аспасию. Через месяц, с торговым караваном, прибыл отряд новобранцев под моё командование. В звании так и не повысили, крысы. Вместе с зелеными в Аванпост прибыл Охотник. Побеседовал со мной и Самаэлем о сражении с колдуном. Вербовал в Орден. Самаэль отказался. Я в раздумьях. Может мне и правда пойти в Охотники? Чем вечность сидеть лейтенантом в Вармарке и ждать конца этого шаткого перемирия, может лучше свободно странствовать по делам Ордена? Жалование на порядок выше, полномочия. Опасно, конечно, но не опаснее солдатской доли... В общем, совет твой мне пригодится. Самаэль передает привет тебе и всем ребятам, еще не сбежавшим из нашей родной дыры. Я к нему присоединяюсь. Жду ответа, повести о твоей доле и новостей с Крутого Рога. Твой любимый брат, Грегор. 4 дня Большого Сапфира 881 года от Сошествия Из "Писем Грегора Хитца". Время, несмотря на всю свою неумолимость, суть понятие искусственное, порождение разума, в его бесконечных попытках упорядочить хаос бытия. Хронология и летосчисление диктуется главенствующей доктриной, а та, зачастую, имеет глубокий религиозный фундамент. Ныне балом правит Академия Хронологии, под могучим крылом детища Вастона Веля, приняв за точку отсчета нового календаря год второго Сошествия, или Восхождения Тартара. Я же отмеряю начало эпохи на 38 лет ранее, ибо в 38 году до В. Т. (863 год по старому календарю) был рожден Грегор Хитц, чьей судьбой было стать свидетелем и непосредственным участником смены эры. Его невероятная жизнь, ставшая основой необозримого количества легенд, слухов и научных трудов, незаслуженно задвинута Академией на второй план, в тень судьбы его друга и соратника, ныне известного как Тартар, сын Тартара, последний Владыка каменного Престола Моркота. Быть может, виной тому чрезмерная откровенность и дотошливость Хитца, с которой он описывал происходящие события в письмах к своей сестре. Те письма, таким невообразимо чудесным образом попавшие в мои руки, содержат тех много событий и мнений, что так тщательно подвергает цензуре нынешняя главенствующая доктрина. Но хватит лирических отступлений, перейдем к сути повествования. Дети не объявленной войны, так их называли. Дети, осиротевшие от внезапных набегов вольных племен или от огненных стрел Сумарских диверсионных подразделений. Вдоль всего побережья Наги, от самых истоков до дельты, не было ни единого поселения, где бы все дети имели родителей и крышу над головой. 70 лет шаткого мира, построенного на горе людей, породили целых четыре поколения сирот с ненавистью в сердцах и бунтом в головах. Дом милосердия Крутого Ро