– О чем?
– Скажи, ты действительно хочешь, чтобы я уехала?
Он не ответил. Долго, с минуту, не отрываясь смотрел на ближайшее растение и наконец произнес:
– Я не такой, как вы, Двора. Я не мастер трепать языком.
Это было больнее всего, Михаил. То, что он назвал меня Дворой. Больнее, чем его подчеркнутое равнодушие. Больнее, чем его исчезновение из нашей жизни. Он лишил меня статуса матери. Вот что было невыносимо. И он сделал это не для того, чтобы причинить мне боль. В том, как он сказал «Двора», не было вызова. Напротив. Он произнес мое имя с самой естественной интонацией. Обозначив, кем я для него стала. Женщиной по имени Двора.
Мое самолюбие было ущемлено, и мне потребовалось время, чтобы это проглотить.
– И все же, Адар, – после долгого молчания сказала я, – мне надо знать, ты хочешь, чтобы я осталась? Или нет?
Он сорвал с растения листок. Помял его пальцами.
«Здесь, в пустыне, – подумала я, – совсем другие расстояния. Между человеком и человеком. Между фразой и фразой».
Наконец он выдавил:
– Для меня это слишком неожиданно. Я построил для себя что-то новое, и вдруг… Вдруг появляешься ты. Без предупреждения. Это сбивает меня с толку. Для меня это слишком быстро.
– Тогда давай не будем спешить, – предложила я. В моем голосе слышалась мольба. Почти подобострастие. С каких это пор я научилась так пресмыкаться?
Он покачал головой (недоверчиво? враждебно? с болью? Я не понимала. Это дитя, плод моего чрева, оставался для меня существом непостижимым и почти чужим).
– Послушай, Адар, – сказала я. – Сейчас Авнер меня увезет. Но если ты захочешь, чтобы я вернулась, просто дай знать.
Он бросил листок на землю.
– Может, захочу, а может, и нет… Не надо торопить события.
Я попрощалась с Беньямином, расцеловав его в пухлые щечки. Попрощалась с Асей, легонько ее приобняв: прижимать ее к себе крепко я боялась, чтобы не причинить ей боль. С Адаром я не прощалась. Когда я садилась в машину Авнера Ашдота, он все еще не вернулся из теплиц. Понимаешь? Он специально остался в теплицах, чтобы не прощаться со мной.
Весь первый час мы с Авнером Ашдотом молчали, будто наши дети заразили нас немотой. Мы ехали мимо военных баз и памятников павшим солдатам, и я удивлялась, как это не заметила их по дороге туда.
Мы остановились у автозаправки. Служащий протер нам губкой лобовое стекло, и Авнер Ашдот дал ему щедрые чаевые. Ты никогда не давал чаевых на бензоколонках. Ты возмущался, что из тебя тянут лишние деньги.
Когда мы выбрались на автостраду, Авнер сказал:
– Мне очень жаль, Двора.
Мы оба понимали, о чем он сожалеет. Притворяться не было смысла.
– У вас были добрые намерения, – вздохнула я вместо того, чтобы заплакать.
– Да, – сказал он. – Но результат – дерьмо.
Он накрыл своей ладонью мою руку. И на этот раз я ее не отдернула.
– Вас обидели, – сказал он. – Я этого не хотел. Адар ничего нам не рассказывал… Я имею в виду, что только от вас, по пути туда, я впервые узнал все подробности.
– Вы рискнете утверждать, что знали, как я люблю миндальные круассаны, но не знали про историю с Адаром?
– Поверьте, круассан был случайным совпадением. А Адар… Он про вас почти не говорил. Он ведь вообще не болтун… Мы знали, что вы в ссоре. Знали даже, что была шива по его отцу, и он на нее не поехал. Но почему, мы не знали. Не знали, насколько все…
– Серьезно? Да, Авнер, это действительно серьезная история.
Он посмотрел на меня с сочувствием. Затем перевел взгляд на дорогу и сказал:
– Он хороший парень, Адар. Вы это понимаете?
– Не заметила, чтобы он светился добротой.
– Послушайте, он… Он крепкий орешек. Я сам не сразу к нему привык. В первые несколько раз, когда я к ним приезжал, он не обменялся со мной ни единым словом. Я обижался. Возмущался. А потом, в один прекрасный день, – я был у них в четвертый или в пятый раз – он на прощанье принес и поставил мне на капот банку меда. Понимаете? Это его способ общения. Даже то, что он взвалил на себя работу в Асиных теплицах… Вы представляете себе, какой это каторжный труд?
«А вот мне на прощанье он ничего не дал», – подумала я, а вслух сказала:
– Это все прекрасно и даже изумительно, но все же… В Адаре есть… и всегда было что-то… жестокое. Вы знаете, что он ни разу не попросил прощения у мужа женщины, которую сбил?
– Не знал. Нет.
– На суде они сидели в нескольких метрах друг от друга. И Адар ни разу на него даже не посмотрел.
Я пересказала Авнеру наш с Адаром лаконичный разговор в теплице «матрешек». Пока я говорила, он не снимал своей ладони с моей руки. Гладил ее.