Джордан крепче обнял ее, услышав печаль в голосе, осознав, насколько изолированной она чувствовала себя в детстве. В каком-то смысле у него было похожее детство, но у него всегда был Лука. По крайней мере, в детстве.
— Я была так взволнована, когда услышала, что у нас будут гости, которые останутся надолго, и причем один из которых будет моего возраста. Я взяла с родителей обещание не представлять меня как принцессу, чтобы убедиться, что весь дворцовый персонал сохранит это в секрете. Я думала, что… Я была уверена, что если мальчик не узнает, кто я такая, мы в конечном итоге станем лучшими друзьями. И я была уверена, что когда он, в конце концов, узнает, кто я такая — поскольку я знала, что не смогу вечно держать это в секрете, — ему будет все равно, потому что к тому времени он уже узнает меня. Настоящую меня.
Ее голос слегка дрогнул, но она продолжила.
— Сначала это было чудесно, именно так, как я себе и представляла. Мы вместе играли, вместе смеялись, вместе бегали по дворцу и территории. Он стал моим первым настоящим другом.
Прошла минута молчания.
— Но однажды я рано пришла на конюшню, чтобы встретиться с ним, и подслушала, как он разговаривал с группой других детей, в том числе с двумя молодыми служанками, которые, как мне показалось, видели во мне нечто большее, чем просто «принцессу». Кроме этих двух девушек, я не очень хорошо знала остальных. Никто из них раньше со мной по-настоящему не разговаривал, поэтому я была удивлена, услышав, как произносят мое имя, настолько, что спряталась за углом. Они… они понятия не имели, что я была там. Понятия не имели, что я подслушивала.
Д.К. еще глубже прижалась к Джордану, ее слова теперь были такими тихими, что он едва мог ее слышать.
— То, что Макстон говорил им… обо мне… — Ее голос дрогнул. — Тогда я поняла, что меня разыграли. Он все это время знал, кто я такая. Я была для него просто игрой, мимолетным развлечением. — Д.К. громко сглотнула. — Он назвал меня простушкой. Он назвал меня наивной. Он назвал меня легковерной и никчемной. Он называл меня и по-другому. А потом он рассмеялся… они все рассмеялись… так громко, что я подумала… Как будто он когда-нибудь подружится с «избалованным королевским отродьем» — так он назвал меня сразу после того, как сказал, что никто никогда не захочет «застрять, проводя время» со мной. И я… я поверила ему.
У Джордана заболело сердце. Физически жгло грудь. Он притянул ее ближе, прижимаясь губами к ее макушке, покрытой шерстью шапки, предлагая то немногое утешение, на которое был способен.
— Я… — голос Д.К. надломился, поэтому она прочистила горло и попыталась снова. — Для меня это было все. За восемь лет я не нашла никого, кому могла бы доверять, и после того, как меня предали и причинили боль в тот день, я не хотела снова проходить через это. Не тогда, когда я пыталась снова и снова со столькими другими до Макстона, но взамен не получала ничего, кроме одиночества и душевной боли. — Она сделала паузу. — Поэтому я перестал пытаться. Я возвела стены вокруг себя и никого больше не впускала. — Еще одна пауза. — Не раньше, чем через восемь лет. Пока Алекс. И Биар. — Она перевела дыхание. — И… ты.
Понимая, что происходит что-то важное, Джордан обнял ее, не в силах ничего сказать, чтобы не испортить момент. Она делилась с ним своими шрамами. Настала его очередь хранить молчание и просто слушать.
Удивительно, но тогда Д.К. рассмеялась. Это был низкий звук, не совсем веселый, но в нем был намек на юмор.
— Знаешь ли ты, что я возненавидела тебя с первого дня, как увидела?
Джордан поднял бровь от такого поворота в разговоре, не то чтобы она могла видеть этот жест.
— Это был наш первый день занятий, ориентация для медицинских наук, и ты пошутил о радужном пальто Луранды, когда она выходила из комнаты. Все остальные смеялись, но все, о чем я могла думать, был Макстон… мальчик, который обзывал меня и смеялся за моей спиной.
Джордан почувствовал этот укол глубоко внутри себя. Он прошептал:
— Ты назвала меня клоуном, ищущим внимания.
— Я хотела назвать тебя хуже, — призналась она, и, как ни странно, в ее голосе прозвучала улыбка. — Я просто не чувствовала, что это было полностью оправдано. Или уместно, поскольку я едва знала твое имя.
— Мне жаль.
Д.К. напряглась и повернулась к нему лицом.
— Я не сказала тебе всего этого, потому что хотела, чтобы тебе было плохо, Джордан. Тебе было всего четырнадцать, и то, что ты сказал о пальто Луранды, было не так уж плохо. Это не твоя вина, что я мысленно провела это сравнение. То, что ты сказал, даже близко не походило на то, что я слышала, когда была младше.